– Видимо, таков удел первых маршалов. – Посол и не собирался настаивать…
– Мар-шал? – по слогам произнес Дикон. – А эта… кракатица… ничего не поняла… Ворон т-ткнул ему в н-нос его измену…
– А я слышал, Алва произвел Придда в полковники. – Валме зевнул и торопливо прикрыл рот рукой. – Вот и верь после этого людям!
– Ну, произвел! – вскинул голову Дикон. – И что?! Покловника без короля нету, а Оллару… все! И п-принц – не принц, а бар… Барраска…
– Дикон, хватит! – Налить ему еще, что ли? Пусть уснет наконец… Пожалуй, только сначала избавимся от господина посла.
– В-ворон смеялся над С-с-спрутом, – гнул свое Дикон, – так ему и с-с-сказал… думайте, что вогорите, к-когда присягаете… Не повторяйте… ош-ибок… Робер… это он про н-нас… М-мы присягали, и м-мы в-верны… К-кровью…
– Ваша верность весьма похвальна, – улыбнулся Валме, и Роберу захотелось его ударить. Самодовольная, разодетая скотина… Он и Алву так же слушал, поддакивал, а потом проболтался… Так, от скуки, для красного словца.
– Зато вы, – Марианна не выдаст, ее муж не в счет, а Дик ничего не соображает, – если мне не изменяет память, верностью не страдаете?
– Видите ли, – Валме провел пальцем по краю бокала, – последовав за Алвой, я оказался в положении охотника, по глупости связавшегося с черным львом. Я признаю́, это животное красиво. Можно даже сказать, совершенно, но оно смертельно опасно. Я не столь совершенен, я хочу жить. У меня не было выхода. Я мог либо бежать, либо попробовать убить, либо сбежать и ждать, пока убьют другие. До верности ли тут? Впрочем, моему герцогу я верен и, прошу заметить, без всякой присяги… Барон, Эвро лучше придержать.
5
Кто-то уходит…. Ах да, Иноходец… То есть не уходит, вот же он, тут… и рядом следы… слепые, красные… Это не кровь, это вино, а где Савиньяки?
– Счастливого вечера, господа! Готти, к ноге!
– Когда же мы снова вас увидим?
– Сударыня…
Собаки, как же они воют, но смерти не будет, ведь сюзерен отменил казнь. Ворон будет жить, пока не скажет правду.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего… Вы же видите, он пьян.
– Но он чего-то хочет…
– Желания? – переспросил Алва. – Кинжал вы, надо полагать, не дадите мне в любом случае.
– Познание Истины требует времени и страданий. – Это был кардинал, но не Левий, а другой – Агарис откликнулся на просьбу Альдо вовремя. – Мы не вправе позволить твоему разуму угаснуть раньше срока. Ты должен жить, и ты будешь жить во тьме, размышляя о своих преступлениях, Рокэ из Кэналлоа.
– Зачем размышлять о том, что уже сделано? – пожал плечами Алва. – Что ж, раз нельзя умереть, я хочу поцеловать красивую женщину и сказать пару слов своему оруженосцу.
– Если вы полагаете, что мы пошлем в Кэналлоа…
– Причем тут Кэналлоа? – поднял бровь пленник. – Я сказал – женщина. Любая… По дороге сюда я видел немало дам, которым не будет в тягость проводить меня в темноту.
– Я его отведу…
– Дамиан вам поможет…
Дамиан? Какой Дамиан? Он не знает никакого Дамиана и никуда не пойдет!.
– Сударь, примите мои извинения…
– Что вы, мой друг! Это бывает…
– Попробуй встать… Спокойно!.. Молодец!
– Робер, мы с Эвро перейдем в будуар…
Голос низкий, хрипловатый, знакомый, а лицо чужое… Какая же она молоденькая! Совсем девочка… Похожа на Катари, но не Катари. Худенькая, светлокосая и синеглазая, она, казалось, была потрясена собственной смелостью. Странно, что право поцеловать осужденного досталось именно этой. Рокэ, звякнув цепями, преклонил перед девушкой колено. Та совсем засмущалась, а Алва, несмотря на оковы, легко поднялся и нежно поцеловал розовые губы.
– Что ж, господа. Теперь никто не скажет, что моей последней женщиной была лживая тварь. Я готов, но вино должно быть красным.
– Вы хотели сказать несколько слов герцогу Окделлу, – напомнил Джеймс, – он здесь.
– Ах да, – Рокэ Алва лениво кивнул бывшему оруженосцу: – Юноша, это, конечно, ерунда, но в вашей семье подобным вещам отчего-то придают большое значение. Ричард Окделл, я считаю ваше обучение законченным. Вы достойны стать одним из талигойских рыцарей, подтверждаю это пред землей и небесами. Вы свободны от клятвы оруженосца и с сего мгновенья не несете никаких обязательств передо мной. Ступайте!
– Меня освободил мой сюзерен, – лучше было бы промолчать, но пусть он знает, пусть знают все, – моя жизнь и моя кровь принадлежат Альдо Ракану!..
– Дикон, уймись! – Робер Эпинэ?! Он-то откуда взялся? И, как всегда, недоволен… Конечно, зрелище неприятное, но без этого не обойтись.
– Я знаю, что говорю, и пусть все знают…
– Некому тут знать! – Почему Иноходец без мундира? И откуда ночь… Только что был полдень, а теперь темно?
– Он уже выпил?
– Кто? – Вместо неба – потолок, на нем что-то нарисовано, но что – не разобрать, и потом, он кружится. Медленно, уныло… Если бы улитка ловила свой хвост, она кружилась бы так же. И кровать тоже кружится. Кровать? Он лежит? Но ведь он же не ранен!
– Где мы?! – Значит, в них стреляли. С крыши… Карваль опять проморгал. – Это были люди Придда! – К горлу подступает тошнота, кровать кружится все быстрее, но он должен знать все. – Их взяли?
– Возьмут. Спи.
Спать нельзя, иначе их зарежут сонными… Так всегда делают. Нужно выставить часовых. Феншо не выставил…
– Ты выставил часовых?
– Выставил. Спи!
Уснешь тут, когда на каждой стене по маске. Зачем их повесили? Они же сейчас проснутся… Так и есть! По золоту идет рябь, гаснет свет, золотые глаза чернеют, становятся синими…
– Эр Рокэ…
– Уже нет, – жестко сказал Ворон, – мы больше ничем не связаны. Прощайте.
Бывший маршал холодно отвернулся. Дикон и впрямь мог идти, но не ушел.
Принесли вино, и сюзерен опустил в рубиновую жидкость крохотное белое зернышко. Ворон спокойно взял кубок, обвел глазами площадь и улыбнулся.
– За то, чтоб каждый нашел достойную его награду! – Пустой кубок с глухим стуком упал на доски эшафота, и Дикон проследил, как он катится.
Когда герцог Окделл заставил себя вновь взглянуть на помост, Рокэ улыбался, подставив лицо слепящим полуденным лучам. Дику подумалось, что ничего не произошло, но… Но синие глаза герцога были широко открыты. Смотреть на солнце в упор могут лишь орлы, а Ворон Рокэ орлом не был. Он все-таки ослеп.
400 год К.С. Ночь с 11-го на 12-й день Зимних Ветров