– Заткнись! – Рык ночной гостьи бурей пронесся по спящему замку. В Багерлее тоже кричали. И тоже никто ничего не слышал. – Да, я не из ваших, чем и горжусь! И делать мне нечего, возиться с тремя щенками. Хватит с меня и одной поганки, что Арнольд приволок!.. Хочешь забрать своих двоих еще горячими, забирай! Нет – сидите тут со своими свечками… Дуры домашние!
Она не зря боялась, Арнольд добрался до малышни, а может, и до маменьки с папенькой. Пока она меняла платья, строила заговоры, дразнила Эйвона…
– Видишь, Селина, – очень спокойно сказала Луиза, – я должна идти.
– Да, – губы дочки побелели, – Цилла говорила, что папенька… Что у него новая жена, но я… Я тебя с ней не пущу! Одну не пущу…
– Никуда ты не пойдешь! – Это она заперла Циллу, ни кошки не поняла и заперла, ей и отвечать. И только ей, а Селине жить и жить! – Ты… Ты нужна Айрис и… Монсеньору. И потом… Мы не можем тебя ждать.
– Можем! – Зоя подняла голову, словно принюхиваясь. – Еще можем, но недолго… Возьми теплую одежду, Селина Арамона. Только не возвращайся туда, где спят…
3
Двор был белым и чистым, таким белым, что ступать на светящийся снег казалось святотатством, но Зоя Гастаки ступила. Женщина без тени равнодушно и тяжело шагала по сверкающей целине, она могла это делать, она не оставляла следов.
– Чего застряли?! – рявкнула она. – Вперед, сотню крабов вам в гроб!
И Луиза пошла вперед. Фонарь погас, свечка Селины – тоже, от луны осталась лишь жалкая серебристая про́волочка, но света хватало. Света, холода и тишины. Люди не слышат выходцев, но почему молчат псы?
– Мама, – шепнула Селина, – мы идем не к мосту…
– Моста нет, – не оборачиваясь, бросила проводница, – есть другие дороги… Мои дороги…
Выходцы не любят мостов и текучей воды, они не шагнут за порог без приглашения, но капитан Гастаки как-то добралась до спальни. Кто ее впустил в Надор? А если никто, как же она вошла?!
Зоя шагала уверенно и быстро. Она миновала темные конюшни, переступила через вросший в землю жернов, свернула к церкви.
В стрельчатых узких окнах мерцают желтые живые огоньки. В храме кто-то есть… Кто-то!.. Мирабелла! Лучше б поднялась к Айри и попробовала понять хоть что-то… Терять детей заживо, что может быть страшнее, а эта дура теряет и не видит собственной беды. Или не понимает, вот и жжет ночами свечи…
Капитан Гастаки брезгливо передернула плечами: эсператистские молитвы ей не нравились, но не более того.
Говорят, за выходцем идут, словно на привязи. Как бы душа ни упиралась, тело слушается, но Луизу с Сэль ничто не тянет, кроме долга. Пока не родилась новая луна, тех, кого увели, можно выкупить… Откуда она это знает? Неважно! Мертвая корова не врет! Ей не нужны пасынки, она их отдаст… Она обещала, но есть еще Арнольд! Этот может и не отпустить…
– Здесь! – Толстуха остановилась у погасшей кузни, над запертой дверью красовалась ржавая конская подкова. – Это дорога. Наша дорога. Луиза Арамона, возьми дочь за руку. За горячую руку без мертвой кожи.
– Сними перчатку, – коротко велела Луиза. – Что еще?
– Назови меня по имени и дай мне руку!
400 год К.С. Ночь с 11-го на 12-й день Зимних Ветров
1
Ночь выдалась ясной и звездной. Столько звезд, и таких ярких, Дикон видел только в Сагранне. Привычные созвездия мешались с незнакомыми, золотая россыпь тревожно мерцала, а лун было целых четыре; они восходили сразу с четырех сторон, стремясь к нестерпимо яркой желтой звезде, которой Ричард раньше не видел. Не было ее и на звездных картах, юноша прекрасно помнил, что в полночь в середине месяца Зимних Ветров в зените стоит голубая Адденара, не могла же она поменять цвет, и еще эти луны… Они не должны быть полными, хотя на самом деле это маски. Золотые маски с черными каменными глазами… Так вот куда делся карас – его украл барон, вставил в свою маску, и теперь она смотрит. Камень смотрит, он ищет хозяина, а Капуль-Гизайль его не отдает, потому маска и упала… Она хотела, чтоб ее узнали…
– Где мой камень? – сухо спросил Ричард. – Он принадлежит мне. Он меня узнал!
– Он тебя узнал, – сказала Премудрая Гарра. К вырезу ее платья была приколота оранжевая роза, в руке старуха держала кожаное, размалеванное лунами ведро. – Он твой, пойди и возьми его. Он в башне, он тебя ждет, тебя все ждут…
– Спасибо тебе, Премудрая, – поблагодарил Дик. Старая бакранка расхохоталась и выплеснула свое ведро на черный, плоский камень. Прозрачные струйки, на глазах наливаясь алым, торопливо побежали вниз, побагровела и поверхность глыбы, только в самой ее середине осталась тьма! Башня! Та самая, из Варасты!..
– Он в башне! – повторила Гарра, и кто-то с силой толкнул юношу в спину. Дикон не удержался на ногах, мокрая глыба понеслась навстречу и растаяла, а башня осталась. Гербовая башня Надора, она была совсем близко, над выкрошившимися зубцами кружил одинокий ворон, а сам Дикон стоял на заметенных пеплом плитах – королевские чиновники жгли отцовские бумаги…
– Он в башне, – сказала матушка, перебирая четки из черных каменных глаз, – пойди и возьми его.
– Но сначала посмотри на наши платья, – потребовала Дейдри. – На наши свадебные платья. Тебе нравятся?
– Они такие красивые, – подхватила Эдит. – У нас никогда не было таких платьев. Спасибо тебе, что мы выходим замуж в один день.
– Ваш брат посмотрит ваши платья, когда вернется, – отрезала матушка. – Ступайте, Ричард. Мы вас ждем.
– Мы все тебя ждем, – подтвердил Наль. На нем была багряная котта с золотой каймой и черный плащ с вепрем. – Знаешь, это ведь я женюсь. Спасибо тебе! Если бы не ты… Эрэа Мирабелла, своим счастьем я обязан Ричарду, своим величайшим счастьем, на которое не смел рассчитывать…
– Прекрати! – прикрикнул Ричард. Не хватало, чтобы расчувствовавшийся кузен рассказал матери про выходки Айрис. – Прости, у меня дела…
– Да, у тебя дела, – подтвердил Наль, – но мы будем ждать.
– Мы будем ждать, – закивали Эдит и Дейдри. – Ты должен вернуться к нашей свадьбе…
– Идите, сын мой, – велела матушка, – да пребудут с вами мои молитвы.
– Он в башне! – закричала маленькая ювелирша, прыгая по замшелому крыльцу. – Пойди и возьми его!
– Мы вас ждем, – матушка даже не взглянула на резвившуюся нахалку, – поторопитесь.
– Я быстро, – пообещал Дикон. Реджинальд виновато улыбнулся, мать опустила вуаль, сестры отвернулись, Эйвон старомодно поклонился, подал руку своей супруге и повел ее к Полночному крыльцу. Дикон поднял голову: пепел больше не падал, падал снег.
2
Из тошнотворного марева стремительно вырвалось звездное небо. Верх снова был верхом, низ – низом, а тело – телом. Луиза, не слишком-то соображая, что делает, сдвинула капюшон, подставив лицо чистому, звонкому холоду. Рядом дрожала Селина и старым могучим буфетом возвышалась Зоя Гастаки. Надорские дворы, запертая кузница, ржавая подкова пропали, но место, куда их занесло, казалось знакомым. Очень знакомым. Звездно-снежное мерцание позволяло разглядеть серебристые руины, припавшие к земле валуны, украшенную ледяными наплывами скалу… Надорский утес, от которого никуда не деться!.. А она-то вообразила, что они вылезут в каком-нибудь склепе среди гнилых черепов!