— Да, — просветлел лицом Его Величество, — день был великий. Придет время, и новую эпоху, Вторую эпоху Раканов, станут отсчитывать с 24-го дня Осенних Молний 399 года Круга Скал. Мне очень нужна эта песня, Робер. В ней могли спрятать ключ к Силе…
— Может, ее знает Придд? — попытался спихнуть высочайшую просьбу Робер. — У него есть этот, как его, Павсаний.
— Спрута я спрошу, — кивнул сюзерен, — но после того, как ты напишешь все, что помнишь.
— Ты отвлекся, — напомнил Эпинэ. — Мы говорили про Удо.
— Говорили… Ты меня устыдил, была не была! — Альдо подвинул к себе кубок и сделал два больших глотка. — Помру, значит, судьба. Так вот, кто-то, кто знает меня лучше меня самого, догадался, что я отпущу Борна к Матильде, и сыпанул ей отравы.
Они все пили, Робер, все! Матильда, Удо, Дуглас… Еще б немного, и я напился бы с ними, да злость помешала. Потом Дикон увез Борна, но недалеко. Наш юный комендант решил, что ехать лучше ночью, и затащил Сузу-Музу к себе. Тот засыпал на ходу, но Ричард ничего не понял, да и кто бы понял? Дикон запер гостя и отправился к себе.
Вернулся за ним, когда стемнело. Удо спал, Дикон попытался его растолкать, и тот, по утверждению Ричарда, умер. Я не могу ему не верить, Дикон, конечно, не ума палата, но мертвых он повидал.
— А Матильда? — почти заорал Эпинэ. — Матильда и Дуглас?!
— Обошлось. — Альдо посмотрел на кубок в своей руке и снова отпил. — И я очень хотел бы знать почему… Этот яд… Тот самый, от которого сдохла Мупа. Помнишь, я тебе рассказывал?
— Не очень. То есть я помню, что ее отравили… Вернее, что она отравилась вместо вас…
— Я бы тоже забыл, если б только слышал, — на скулах Альдо заходили желваки, — но я видел! Видел… Я тебе говорил, что выписал щенков?
— Да.
— Их как раз привезли, так что я Мупу целый день вспоминал. Зашел к Матильде, а она у меня на глазах заснула. Я… Нет, не испугался, но мыслишка закралась. Я бабку запер, бросился за Дугласом, а тот уехал, куда, не сказал. Я послал гимнета за Борном, только кто ж знал, что они к Дикону свернут?! Дуглас, впрочем, утром объявился, ничего с ним не случилось, спал и спал. Я ему поверил и решил, что взбесился со страху, а тут — Дикон… Смотреть на дурня и то страшно было… Представляешь, вместо того чтоб людей позвать, он целую комедию разыграл. Камердинера впутал, заставил изображать Борна. Если этого Джереми поймают, нас с Окделлом точно в убийцы запишут, разве что Удо объявится.
— Альдо, — выдохнул Робер, — так Удо жив?
— Не знаю, — огрызнулся сюзерен. — Дикон клянется, что запер дверь и ключ все время был у него. Вчера он решил… подготовить тело к похоронам, зашел, а там — пусто! Да не смотри ты на меня так, не знаю я ничего, клянусь всеми богами и Матильдой в придачу… Хотя, когда Дикон мне про Борна выложил, у меня морда не лучше твоей была.
Хуже всего в Надоре был утренний холод, даже хуже Мирабеллы: святая вдова, по крайней мере, не лезла за шиворот и считала ниже своего достоинства шляться по чужим спальням.
Вечером покорившиеся судьбе и юной герцогине слуги сжигали в чудовищных каминах целые рощи, превращая комнаты Айрис и ее свиты в преддверие Заката, за ночь древний камень выстывал напрочь. Будущей Повелительнице Молний и ее дамам приходилось влезать в холодные, отсыревшие платья и плескаться в ледяной воде.
Маменька утверждала, что последнее полезно для увядающей кожи, но Аглая Кредон не зимовала в Надоре, а жаль. Луиза не отказалась бы взглянуть на схватку двух змей — серой и голубенькой в кружевах и бантиках. Почтительная дочь поставила бы на родительницу, не только обвившую, но и удержавшую настоящего графа… Увы, необходимости вставать сия уверенность не отменяла. Госпожа Арамона зевнула и выбралась из-под груды предусмотрительно захваченных в Олларии одеял, еще не павших жертвой местной моли. Холод не замедлил вцепиться в плечи и спину, Луиза торопливо сбросила спальное одеянье и вытащила взятое на ночь в постель белье. Сырые юбки она еще могла вытерпеть, но рубашку и чулки — извините!
Женщина облачилась в нижнее платье, набросила на плечи одно из одеял и взялась за волосы: пара дней, и придется затевать очередную головомойку. А может, послать надорские купальни к кошкам и помыться в трактире? Все лучше, чем жуткие котлы, в которых только отравителей заживо варить. Луиза привычно заколола косы и потянула похожий на облысевший хвост шнур, вызывая прислугу.
В Кошоне госпожа Арамона одевалась сама, и ничего, корона с головы не падала! Капитанша могла носить корсажи со шнуровкой спереди, но высокочтимых дам одевают слуги или любовники. Любопытно, справится Эйвон с платьем или встанет на колени и заплачет?
Из полумглы одна за другой выплыли четыре серые точки. Моль! Ах ты, пакость эдакая! Луиза отшвырнула одеяло и, извернувшись, прихлопнула одну за другой пару серых дряней. Уцелевшие неторопливо и нагло взмыли вверх. Госпожа Арамона с шипеньем ухватила шитый зелеными шелками шарф, подскочила, сбила еще одну бабочку и расхохоталась, уперев руки в костлявые бока. В последнее время ей часто становилось смешно. То ли от страха, то ли от Эйвона.
— Сударыня, — длиннолицая служанка старательно присела, — чего изволите?
Джоан! Как удачно! Проныра наладилась в Эпинэ и старалась угодить одной герцогине за счет другой. Капитанша давно собиралась расспросить услужливую сороку, но рядом постоянно крутились старые вороны. То ли гостье не доверяли, то ли Джоан.
— Подай мне платье. — Луиза с трудом подавила неподобающее знатной особе желание самолично поднять с пола одеяло. — Черное!
— Сейчас, моя эрэа, — засуетилась камеристка, жадно тиская алатский бархат. — У нас все говорят, эрэа в красном — роза, а в черном — королева.
Зато в зеленом — гусеница, а будь потолще, сошла бы за капусту. В детстве и юности Луиза была, прямо скажем, толстовата, но после родов, к вящему неудовольствию Арнольда, усохла. Увы, бравый капитан предпочитал спать на перинах, а не на стиральных досках. Именно это ублюдок и выложил заставшей его с кухаркой супруге. Потом, правда, одумался.
На жену Арнольду было начхать, но терять место в Лаик не хотелось, а Луизе не хотелось радовать маменьку своими бедами, вот оба и молчали: и она, и муженек…
Перед самым носом, пользуясь беспомощным состоянием капитанши, проплыла очередная моль.
— Вот ведь пакость, — не выдержала «королева». — Вы бы хоть лаванду по сундукам разложили.
— Хозяйка не купит, — пробурчала служанка, едва не подавившись взятыми в рот булавками. — Денег у нее нет на лаванду…
— Так дороже ж выходит, — не поняла Луиза. — Сколько трава стоит, а сколько — одежда.
— А ей чем хуже, тем лучше. — Джоан покончила с корсажем и взялась за рукава. — Как есть коза припадочная! Ходит в тряпье, сама ни кожи ни рожи, а уж гонору… И было б с чего, а то ведь покойник перестарка взял. Добро бы с деньгами, так ведь нет, приданого восемь кошек да четыре огурца. Моей эрэа не туго?