– Я готова, – внезапно решила сестра, – я видела… Нужно идти. У нас много дел – у тебя и у меня. Их надо сделать, их все равно надо сделать, только ты не перебивай. Ты и Марианна… Вы должны быть вместе. Пока я регент, я могу расторгнуть брак, но Капуль-Гизайль должен об этом просить, иначе будет незаконно, я проверяла. Брак бесплоден, пусть барон возьмет это на себя. Марианна останется баронессой, я сделаю ее своей дамой. На Осенний Излом вы сможете пожениться. Вот тогда и поймешь, что значит… Что значит иметь дома одну и ту же женщину.

– Я уже понимаю. Это счастье.

– Надеюсь, для тебя так и будет! Как хорошо, что Марианна здорова. Когда Айри согласилась… я за вас просто испугалась. Девочка сама не понимала, как больна. Она могла просто не перенести первой ночи. Я чувствовала, что тебе нужна другая женщина, но ты так хотел быть рыцарем…

– Айри умерла не от болезни, а я… Я не кагетский посол, чтобы задним числом объявлять себя тем, кем никогда не был.

– Бедный Бурраз, – улыбка Катари была неожиданной и грустной, – вот он и стал дураком и трусом, а верно, если верно, лишь что-то одно…

– Я тебя опять не понимаю. – Спасибо Бурразу, о нем не больно говорить.

– Ты хорошо помнишь Адгемара? Он был дураком?

– Нет. – Казар был умнее их всех и едва не спас Талиг от Альдо, но Мильжа не позволит вспомнить Лиса добром. Никогда!

– Умный не отправит к сильному соседу послом дурака, особенно перед войной. Или отправит, но для Гайифы. Тогда рядом будет настоящий посол, которому придется договариваться, если Гайифа проиграет.

– Может, ты и права, но менять казаров по восемь раз тошно. Хорошо, что я не посол.

– Те, кто после смерти Альдо отправил вас с Дэвидом в Багерлее, не были послами.

Кракл, Вускерд, Кортней… И тут же Карлион с Берхаймом и Феншо. Дураки, причем тошнотворные. Рядом с ними любой выходец человеком покажется.

– Ты опять права, а выходцы… давно хотел спросить. Ты как-то говорила, что видела в Нохе монахов и слышала колокол…

– Ты ходил в Ноху? – Катарина остановилась и подняла лицо. – Зачем?!

– Охотился на призраков. Слишком уж много о них говорят. Что ты видела?

– Это был моровой ход… Они молились о прекращении чумы… Колокол звонил, монахи шли и умирали со свечами в руках. Через них переступали и шли дальше. Мор прекратился, когда в последнем аббатстве умер последний монах… Умер, не прекращая молить Создателя о милости к городу… Я не знаю, что за аббатство это было, но мертвые пытаются нас отмолить. Снова…

Солнце, птичий щебет, синее небо с белыми облаками, и все равно страшно. От этих ее слов, от так и не забытых кошмаров.

– Ты только на ночь такое не рассказывай.

– Ты же хотел знать…

– Больше не хочу, да и не видел я никого. – В том, что она говорит, может быть смысл, но тогда… Нет монахов, нет и опасности! – Тебе что-нибудь нужно? Негоцианты ради тебя весь Талиг перероют.

– Поблагодари их, мне ничего не надо… Придумала! Скажи им, чтоб нашли серебряных оленей… Ардорские статуэтки. Когда приедет Арлетта, пусть ее встретят олени. Поблагодари своего Карваля от меня за новости… С Арлеттой и Марианной мне будет легче. Робер, как же я устала… от Дженнифер, от Одетты. Раньше они не ссорились, теперь спорят из-за каждой мелочи, а я должна решать… Да мне все равно, что есть в обед и чем мыть руки! И им все равно, но они так хотят быть главными.

– Ну так стань не такой святой и прогони.

– Не издевайся. Я не святая… Ты не представляешь, что я делала. По молодости, от безысходности, но делала… Это не на тебе кровь, на мне.

– Катари!

– Дай мне договорить, я не знаю… Не знаю, будет ли у нас время и захочу ли я говорить… Я шла в сад за памятью о доме, а тут… Не думай обо мне лучше, чем я есть. Я сожалею, что вернула к себе прежних дам, что не объяснила Окделлу его место, что выпустила Штанцлера, что обещала ему аудиенцию, но я не могу брать слово назад! Я регент, а все вокруг… оно ужасно. Значит, власть должна держать слово особенно крепко. Я ошибалась, я их… почти ненавижу, но пока я регент, все останется, как я сказала. Потом Рокэ все исправит. Пусть прощает или судит, я… я уже буду свободна.

– Почему ты так говоришь? Тебе плохо?

– Не обращай внимания, это из-за маков. Из-за того, что они не такие, как дома… Знаешь, в нашей памяти есть что-то от цветов. Стыд – крапива, гиацинты – надежда, маки – несбывшееся… Ты должен будешь подтвердить развод у нового регента, это обязательно. Не забудешь?

3

Дьегаррон заявился, когда его никто не ждал. Решившая не пугать на ночь глядя командующего Матильда отказалась от приглашения, накорябав на сей счет вежливую записку. Покончив с ужином, принцесса принялась расспрашивать о ежанских делах невысокую плотную тетку лет пятидесяти, мобилизованную по приказу маршала гостье в камеристки. Тетку звали Натали, и она ни разу в жизни не видела гайифских париков и корсетов. Мало того, Натали не кудахтала и не косилась с ужасом на мужские сапоги и фляги, в которых Матильда назло Бонифацию возила воду. Ее высочество успела узнать, что мужа ее новой служанки убили седуны и что та скорее сдохнет, чем уедет из Ежанки, и тут с крыльца завопил дежурный адуан.

Дьегаррон пришел пешком в сопровождении одного лишь Хавьера, но с букетом желто-лиловых ирисов.

– К сожалению, я не представлял, что задумал его преосвященство, – признался кэналлиец. – О вашем прибытии мне стало известно только сегодня. Надеюсь, путешествие вышло не слишком обременительным.

– Не слишком, – подтвердила Матильда.

Первую неделю пришлось поспешать, догоняя ушедшую вперед армию, но Бонифаций поспешал разумно, и выходила совсем не та бешеная скачка, как зимой, при бегстве из Олларии. Да и с кормежкой дело обстояло гораздо лучше, но хвалить олларианца не тянуло. Матильда молчала, разглядывая гостя. Маршал все еще выглядел больным, но держался бодрее, чем в Тронко. Это радовало, но о чем с ним говорить, не о погоде же?

– Нам повезло с погодой, – сообщила принцесса и спохватилась: – Прошу вас, садитесь.

– Я люблю степные дороги, – негромко сказал кэналлиец, – хотя они могут показаться однообразными. Каждый день – одна и та же отцветающая степь, одно и то же небо, те же спутники и разговоры… Вы довольны ужином и домом?

– Я довольна всем, а вот те, кого вы по моей милости выставили…

– Выставлять было некого. – Дьегаррон улыбнулся и сразу же, как и прежде, поморщился. – Дом построен для офицеров будущего гарнизона, из средств, выделенных соберано на восстановление пограничных застав. Надеюсь, вам здесь будет удобно.

– А я надеюсь, что ваш кабан знал, что делал, когда тащил меня сюда. Я в самом деле нужна? Для чего?

– А что говорил его высокопреосвященство?