– Твою кавалерию! – Больше Матильда не выбирала слов. – Я трезва, и я ни кошки не понимаю. Вы можете выражаться понятней?
– Нет. – Олларианец не собирался ни обижаться, ни говорить по-человечески. – Запоминайте, фокэа, потом расскажете тем, кто поймет. Они придут к вам очень скоро. Они должны узнать про свечи и Зверя, но главное – не расплескать колодцы!
Постучали. Спрашивать, кто идет, будучи в гостях, неприлично, и Руппи не спросил. Просто открыл дверь. Торопливо вошел монах, подхватил под пузо Гудрун и утащил. Та даже не мявкнула, обвиснув в руках адрианианца куском пестрой овчины. Руппи из чистого упрямства счистил с рукава и колен кошачью шерсть и раскрыл медицинский трактат на той странице, которую штудировал в Фельсенбурге перед отъездом. В библиотеке аббатства имелись книги поинтересней, но лейтенант дал себе слово изучить медицину, к тому же зубрежка занимала мозги, мешая ходить по потолку и кусаться. Руппи второй день зубрил и ждал новостей. Адрианианцы гостю не докучали, за исключением трехцветной Гудрун, возвращавшейся с упорством истинной… дуры. Разумеется, она вернулась снова и принялась стенать под дверью.
Лейтенант решил выдержать характер, но сквозь замочную скважину рвался обиженный писк. Казалось, за порогом плачет самый несчастный в мире котенок, а не здоровенная, круглая, как шар, зверюга. Глупейшее совпадение раздражало и казалось издевательством, а скорее всего, таковым и являлось. То, что толстую навязчивую тварь назвали именем Девы Дриксен, вряд ли было случайностью: в Адрианклостер умели много чего, в том числе и шутить. Шутка вышла не из добрых, хотя монахи не могли предвидеть приключения в библиотеке и того, что пустят к себе Фельсенбурга, а кошка с именем принцессы к нему прицепится. Руперт ругнулся и перевернул страницу. Гудрун принялась шаркать когтями по дереву, она знала, как открывать двери, но лейтенант предусмотрительно задвинул засов.
– «О движении сердца и крови», – с чувством провозгласил вслух Руппи, заставляя себя сосредоточиться, и в дверь вновь постучали. Руппи открыл. Гудрун шмыгнула через порог впереди гостя, но ей не повезло. Немолодой монах ловко ухватил кошку и сообщил, что брата Ротгера ждут у аббата. Сразу стало зябко и захотелось сглотнуть, словно в ожидании приказа, за которым следует бой. Руппи пронесся уже знакомыми коридорами, почти зная, что ничего хорошего не услышит.
Аббата на месте снова не оказалось, гостя опять ждали ночные знакомцы. Отец Луциан что-то разглядывал, руку державшего стакан брата Ореста украшали свежие царапины. Совсем свежие.
– Почему вас так занимают книги по медицине? – полюбопытствовал агарисец, кивая сразу и на свободное кресло, и на сервированный стол. – Угощайтесь.
– Моряку полезно знать медицину, – не стал вдаваться в подробности лейтенант. – Вы хотите, чтобы я обработал руку брата Ореста? Тогда мне потребуется винный спирт или квасцы.
– Вам требуются спокойствие и выдержка, – возразил отец Луциан. – Надеюсь, они у вас есть.
– Разумеется, – подтвердил Руппи и вспомнил, как входила в тело гвардейца шпага. Да уж, выдержка…
– Дознаватели, ведшие дело Бермессера, отстранены, – подтвердил самые мерзкие из догадок агарисец. – Все они были назначены лично кесарем и выполняли его указания, а кесарь желал видеть сторонников принца Фридриха на несколько локтей выше, нежели прочих своих подданных. Брат Орест?
– Суд перенесен, – уточнил оцарапанный монах, – но об этом пока не объявлено. Адмирал Бермессер по-прежнему обвиняется в том, что без приказа вышестоящего начальника покинул Хексбергский залив. Адмирал цур зее Кальдмеер…
– Подождите. Сын мой… Ротгер, в чем можно обвинить господина Кальдмеера?
В чем? В том, что не погнал Бермессера под пушки Бешеного и не избавил Дриксен от этой сволочи…
– Ни в чем.
– Не будьте столь однозначны. Речь не о вине адмирала цур зее, а о том, в чем его можно обвинить.
– Если я правильно понял два случайно услышанных мной разговора, – такая откровенность Олафу вряд ли повредит, – речь пойдет о получении взятки от ардорских негоциантов. И, как следствие, о гибели одолженных кесарем у дриксенских негоциантов кораблей.
– Вы понимаете чужие разговоры правильно, – похвалил отец Луциан. – Только это не все. Адмирала Кальдмеера обвиняют в убийстве рыбаков, принесших весть о возвращении Альмейды, и в том, что, уже выйдя в море, Западный флот вернулся в Метхенберг, предоставив возвращавшимся талигойцам столь нужное им время.
– Бред.
– Вы опять думаете как… лейтенант флота, но вы не в Метхенберг.
– У них есть… то, что может сойти за доказательство?
– У них есть свидетели. – Брат Орест поморщился и покосился на царапины, которые в самом деле следовало обработать. – Рыбак, который сторожил улов и не пошел с товарищами к Кальдмееру, вернувшиеся из Ардоры негоцианты и адъютант генерала Хохвенде. Последний видел, как адмирал цур зее и капитан «Ноордкроне» что-то или кого-то выбрасывают за борт. Есть еще перехваченные письма и обнаруженное у родственников адмирала Кальдмеера золото…
– У родственников? Каких?!
– У троюродного брата в Эзелхарде. Тот уже признал, что по просьбе адмирала Кальдмеера в начале прошлой осени принял на сохранение принадлежащее родичу имущество. Какое именно, этот человек, по его словам, не знал.
– Теперь все?
– Возможно. – Голос агарисца предполагал обратное. – Следствие продолжается. Как вы понимаете, предъявить обвинения проще, чем их отмести. То, что адмирал цур зее ездил в Эзелхард, не взяв с собой никого из адъютантов, не секрет. Следовательно, господа Диц и Фельсенбург, даже будучи подвергнуты допросу, положения Олафа Кальдмеера не улучшат. Зато господин Фельсенбург будет вынужден подтвердить, что в тот вечер, когда, по утверждению свидетелей, были убиты рыбаки, он неожиданно для себя самого получил отпуск.
– Это ложь, – ровным голосом отчеканил лейтенант, словно зачитывая приказ. – Генерал Хохвенде знал, когда адмирал цур зее остался один. Остальное доделала подлость.
Зепп и пятерка артиллеристов со второй палубы устраивали пирушку, Руппи проговорился Олафу, и тот прогнал адъютанта к приятелям. Вежливость требовала захватить с собой офицеров Хохвенде, но Фельсенбург предпочел сбежать, не желая портить себе и друзьям праздник. И сбежал, а потом, Леворукий бы побрал эту вежливость, отоврался. Дескать, увольнение для него стало полной неожиданностью, вот он и пошел куда глаза глядят и случайно встретил в городе друзей с «Ноордкроне»… Кто же знал, что ублюдки запомнят и пустят в ход?!
– Подлость может многое, – задумчиво произнес старший из адрианианцев. – Брат Орест…
– Прошлым вечером шестеро неизвестных с повадками моряков, – монах сморщился то ли от отвращения, то ли от боли, – предводительствуемые темноволосым молодым человеком в маске, напали на четверых возвращавшихся домой дворян. В стычке погибло двое офицеров «Звезды веры». Оба были заявлены свидетелями против Олафа Кальдмеера. Что они знали и знали ли, неизвестно. Нападавшим удалось скрыться, однако спутники погибших настаивают на сходстве вожака разбойников с якобы исчезнувшим наследником Фельсенбургов. Те же свидетели передают его слова: «Теперь можете доносить. Леворукому».