– Что было дальше?
– А ничего, – Рокэ пробежал глазами корешки лежащих на столе книг, – взошло солнышко, подошел Савиньяк. Я оставил Ансела разбираться с черноленточниками, а мы с Эмилем прочесали сначала Старый город, а затем – Нижний. На том все и закончилось.
Закончились грабежи, но главное только начинается. О перемирии с Агарисом надо забыть. С Гайифой всегда так. Не успеешь отогнать от овчарни их волков, как имперцы влезут в дом и запустят в постель змею…
– Кто отравил детей?
– Ваше Высокопреосвященство, вы и впрямь были готовы к переговорам с Агарисом или Оноре что-то путает?
– Да. В обмен на изгнание Раканов и признание династии Олларов.
– Значит, отраву подсунули сторонники Раканов или противники мира. В любом случае без павлина не обошлось.
– Яд узнали?
– По описанию похоже на дождевой корень. Я запретил похороны до выяснения всех обстоятельств. Мое мнение – святую воду отравили еще в Агарисе. Оноре при всем своем уме ужасно наивен, но будет очаровательно выглядеть в мученическом венце.
– Он все еще у вас?
– Надо полагать. Я домой еще не заходил.
2
– Ричард Окделл, – Его Преосвященство положил руку на плечо Дику, – спасибо тебе за все. Тебе и герцогу Алва. Я и мои братья покидаем сей дом.
– Вы… Разве вы не дождетесь монсеньора?
– Я хотел бы это сделать, и я надеюсь, что Создатель пошлет мне еще одну встречу с Рокэ Алвой, но я отплатил бы злом за добро, если бы остался в его доме.
– Ваше Преосвященство, я не понимаю…
– Все очень просто, Ричард. Спасая невинных, Первый маршал Талига пошел против воли Квентина Дорака. Я бы опасался за его жизнь и свободу, если бы не Гайифа и Гаунау. Дорак не тронет полководца накануне возможной войны, но он потребует выдать отравителей. Герцогу придется или подчиниться, или сказать «нет» королю и кардиналу.
– Монсеньор вас не выдаст, – встрепенулся Дик.
– Не сомневаюсь. Рокэ Алва из тех людей, что прикрывают добро грубостью и насмешками. Это – гордыня, но на весах Создателя доброе сердце перевешивает злой язык. Опаснее укрывающие яд в меду и сталь в бархате, они Создателю отвратительны, но я о другом. Отказав Дораку, Алва поставит себя вне закона. У власть предержащих будет лишь один выход – напасть, у герцога – принять неравный бой. Я не хочу загонять его между молотом и наковальней, между долгом и совестью. Рокэ Алва это тоже понимает. Он послал тебя вперед, чтобы дать нам время. Мы знаем, что путь свободен, и мы им воспользуемся…
Ричард грустно кивнул. Преосвященный был прав, расстреляв черноленточников и остановив бунт, эр нарушил приказ некоронованного короля Талига, а может, и коронованного. Если даже Килеан-ур-Ломбах не посмел возражать, если молчали кансилльер и Катари, дело было плохо.
– Прощай, Ричард Окделл, – тихо произнес Оноре, – слушай свое сердце, верь ему, а не чужим словам! Уши и даже глаза можно обмануть, сердце – никогда. Да пребудет над тобой милость Создателя.
Дикон быстро опустился на колени и поцеловал горячую руку клирика. Тот возложил ладонь на склоненную голову юноши и быстро произнес молитву-благословение. Древние слова странно звучали в наполненном золотом и сталью особняке человека, открыто называвшего себя безбожником.
– Будь благословен, сын мой, – последние слова Оноре произнес на талиг, – будь благословен сей дом и его хозяин. Скажи герцогу, что Создатель читает в сердцах наших лучше нас самих и что Его не обманешь, прикидываясь злым. Я провел в Олларии две недели и встретил лишь одного, прикрывшего слабых и воспротивившегося сильным. Рокэ Алва – щит, ниспосланный Создателем. Если он не спасет безвинных, их не спасет никто.
– Ваше Преосвященство, – начал Ричард и замолчал. Он не знал, что говорить. Оноре был святым, а не воином. Он не знал о казни Оскара, не видел уничтоженного озера, затопленных бирисских деревень, повешенных, расстрелянных, сожженных. Епископ молился, пока Алва убивал. Но не это было самым страшным – Алва спал, пока убивали других.
– Ты сомневаешься, Ричард?
– Да, – пробормотал Дик.
– Сомнения дарованы нам Создателем, ибо лишь Он непогрешим. Лишь Ему ведомо: кто бел, кто черен. Тот, кто не ведает сомнений, даже вознося молитвы Создателю, служит Чужому.
– А вы, отче? – Ричард не верил своим ушам.
– Я не усомнюсь лишь в Милосердии Его, – твердо произнес эсператист. – Он не оставит детей своих на растерзание Ненависти. Прощай, Ричард Окделл, и помни, пока душа твоя знает сомнение, ты слышишь голос Его.
Дик проводил Преосвященного и его спутников, но больше они не говорили. Только попрощались у ворот, рядом с которыми еще виднелись следы крови убитого лигиста. Губы Оноре зашевелились – Ричард не сомневался, Его Преосвященство творит молитву и об убитом, и об убийце. Дик стоял у исцарапанных створок, пока трое в серых плащах не скрылись за углом. Только после этого до юноши дошло, что нужно было дать Преосвященному денег и лошадей. Ричард бросился в погоню, но эсператисты словно растворились в весеннем солнечном сиянии. Он опять опоздал! Ричард бестолково метался по дворам и переулкам, но встретил разве что гревшихся на солнышке котов. Оставалось одно – вернуться, и Дик побрел домой по странно пустынной улице.
Квартал, в котором стоял особняк Алва, не пострадал – в Старом городе погромов вообще не случилось, но страх оказался устойчивее запаха гари, и люди боялись отпирать двери. Разумеется, к дому Ворона это не относилось – массивные ворота были распахнуты настежь, во дворе ржали кони.
Моро, прижав уши, косился на золотого жеребца Эмиля Савиньяка, а золотой воинственно фыркал. Чуть поодаль пытался рыть копытом булыжники полукровка Лионеля. Это была игра – лошади прекрасно знали друг друга, к тому же рядом не было ни одной кобылы. Дик ускорил шаг, он всегда был рад видеть братьев Арно, а сегодня тем более.
3
При виде оруженосца Рокэ буркнул что-то маловразумительное и занялся вином. Судя по прерванному разговору, об уходе Преосвященного эр уже знал. Герцог и не подумал расспрашивать, когда и куда ушел епископ. Оноре был прав – Дорак или уже потребовал, или потребует выдачи гостя, и Алва сможет сказать, что ему ничего не известно.
Хорошо хоть с Катари, ее братьями и эром Августом все было в порядке. Лионель Савиньяк, прискакавший из Тарники, сообщил, что при дворе узнали о случившемся лишь из доклада Рокэ. Его Величество был весьма озабочен, но счел действия Первого маршала «решительными и правильными». Ричард хотел услышать о Катари, но расспрашивать капитана личной королевской охраны в присутствии Ворона было невозможно. Ричард вообще боялся, что его выставят, но маршал и два генерала пили вино и перебирали события последних дней, не замечая примостившегося в уголке оруженосца.
Эмиль рассказывал прискакавшему час назад Лионелю о ночных приключениях. Лионель выспрашивал подробности, а устроившийся у распахнутого окна Рокэ время от времени бросал реплику и замолкал. То ли Ворон очень устал, то ли что-то обдумывал. За окном виднелось синее весеннее небо – чистое, без дыма и тревожных багровых отсветов. И на колокольнях больше не звонили, разве что отбивали время, но это был совсем другой звон – мирный, привычный, словно крики ночных сторожей.