— У меня совести тоже нет, — сухо сказал Рокэ, вытаскивая монету. — Кому — дракон, кому — решка?
— Я за дракона, — немного подумав, сообщил Клаус.
— Ну тогда мне решка, — согласился Жан.
Золотой кружок сверкнул на солнце и упал на истоптанную траву рядом с сапогами Дика.
— Юноша, что выпало?
— Решка, монсеньор.
— Жан Шеманталь!
— Тут!
— С этого момента вы — генерал и командующий авангардом, а Клаус — полковник, ваш помощник и начальник разведки.
— Монсеньор, — огромный адуан больше всего походил на вытащенную из воды рыбину, — мы ж того… Не дворяне, не обучались ничему.
— Сонеты писать после войны выучитесь. — Рокэ легко поднялся с травы. — Генерал Шеманталь, полковник Коннер, приступайте к исполнению своих обязанностей. И чтоб ни одна седая кошка незамеченной не проскочила. Приказ понятен?
— Куды ж яснее, — кивнул головой Клаус и тряханул приятеля за плечо: — Выше голову, старый конь, служить, так служить! Благодарствуем, монсеньор.
— Там, наверху, все готово?
— Еще как, — осклабился новоиспеченный генерал, — и деревья крепкие, и веревки в порядке.
Шестьдесят три седых черноусых воина угрюмо смотрели перед собой. Их локти были крепко стянуты, а ноги спутаны так, что пленники могли делать лишь крохотные шажки, но и этого было мало — за спинами бириссцев расположилась шеренга готовых к стрельбе мушкетеров.
Во времена Раканов в Талигойе к пленным относились по-рыцарски. После прихода Олларов все изменилось — тех, кто не был ценным заложником и кого не выкупали родичи или сюзерен, ссылали на галеры или рудники, но бириссцы не могут жить в неволе. Август Штанцлер ошибся — в первую ловушку попался не Ворон, а «барсы».
Молчание затягивалось. Большие черно-синие мухи быстро поняли, что связанные люди не сделают им ничего дурного, и облепили тех, у кого были раны. Гудение обнаглевших насекомых в жаркой тишине казалось жутким.
— Закатные твари, — поморщился герцог, — сюда что, слетелись все мухи Варасты?
— Нет, — покачал головой Вейзель, — это только авангард.
— Не стоит дожидаться подхода основных сил. Ваше Преосвященство, вы настаиваете на том, чтоб поговорить с этими красавцами?
— Да по мне гори они закатным пламенем, — буркнул взмокший в своей сутане епископ, — но устав требует обращать язычников, буде они подвернутся под руку.
— Они не понимают талиг, — напомнил Савиньяк, обмахиваясь шляпой.
— Вот как? — поднял бровь Рокэ. — Странно. Барсы всего лишь кошки-переростки, а «брысь» кошка разберет на всех языках. Что ж, поглядим на «ночных ду?хов» поближе.
Алва привычным жестом потрепал Моро по шее и медленно поехал вдоль шеренги пленных, равнодушно разглядывая напряженные чужие лица. Свита маршала последовала за ним.
— Сегодня довольно жаркий день, — светским тоном заметил герцог, поравнявшись с высоким бириссцем с разодранной щекой, — не правда ли?
Черные глаза сверкнули ненавистью, но пленник и не подумал ответить.
— Прелестно, — с явным удовольствием произнес Ворон. — Клаус, Жан, вы тут?
— Да, монсеньор, — браво заявили таможенники. Им жара была нипочем.
— Скажите, на что наши седоголовые друзья реагируют наиболее болезненно?
— Монсеньор? — Клаус непонимающе уставился на Алву, Жан оказался догадливей.
— То есть как их лучше обругать? Ну… Ну, если сказать, что вы, мол, их матушку, извиняюсь, того…
— Закатные твари, — передернул плечами герцог, — это уже слишком. В чем, в чем, а в скотоложстве меня не обвиняют даже самые честные из Людей Чести.
— Рокэ, — шепнул Курт Вейзель, — они вас поняли, по крайней мере некоторые. Посмотрите на их лица!
— Поняли? — Алва с сомнением оглядел пленных. — Не думаю, чтоб эти пастухи понимали человеческий язык, но…
Договорить Алва не успел — пленник дернулся вперед и с рычанием плюнул в сторону Рокэ, но тот или ждал чего-то подобного, или в нем ни на миг не засыпал фехтовальщик. Алва легко уклонился от плевка и хлопнул артиллериста по плечу.
— Вы были правы, Курт. Эти козопасы понимают не только козий…
— Скорее козлы начнут охотиться на барсов, — прошипел пленник, — дождь пойдет вверх, а лягушка обрастет шерстью, чем дети барса начнут пасти скот!
— Шерстью, говоришь? — Первый маршал Талига зевнул, прикрыв рот унизанной кольцами рукой. — Помнится, какой-то философ (запамятовал имя) не советовал связывать судьбу человеческую с капризами природы. Но почему бы каприз человека не поставить выше судьбы? — Рокэ обернулся к адъютантам. — Мне нужны цирюльники. Все, кого найдете, и не штабные, а солдатские.
Глаза молодых людей округлились, но задавать Проэмперадору вопросы было не принято. Двое гвардейцев пришпорили коней и исчезли. Рокэ снова похлопал Моро по холеной шее и замер, глядя вверх сквозь кружевные ветви деревьев, не дающих тени. Деревья находились в сговоре с поднявшимся ветерком — первые не спасали от солнца, второй не приносил прохлады. Дик, придерживая застоявшуюся Сону, смотрел на бириссцев, их искаженные яростью лица вновь стали спокойными и гордыми — «барсы» не боялись смерти и презирали своих врагов.
Юноша изо всех сил старался забыть, зачем пленных пригнали на опушку этой рощицы. Бириссцы ненавидели Олларов и были старыми союзниками Раканов, потому и покинули свои горы, ввязавшись в чужую войну. Для «барсов» все люди в черно-белом были олларианскими солдатами, но Дик не сомневался, окажись они в плену, их бы не тронули. По бирисским обычаям, пленным на выбор предлагали честь или жизнь и отпускали тех, кто просил пощады, а вот Рокэ Алва жалости не знает.
Раздавшийся шум возвестил о появлении десятка ничего не понимавших цирюльников, Рокэ еще немного посмотрел на небо, в котором проплывала одинокая птица, и вернулся на грешную землю.
— Любезные, — синие глаза поочередно остановились на каждом мастере, — видите этих красавцев? Их надо обрить. Налысо. Усы и брови им тоже не понадобятся. На каждого из вас приходится по шестеро этих вошеносцев и останется двое лишних. Ими займутся те, кто быстрее покончит со своей работой. Кто справится первым, получит десять таллов, второй — пять, остальные по таллу. Приступайте, а разведчики их подержат.