— Вам, юноша, никогда не будет везти в игре, — маршал улыбался, а в глазах девушки стояли слезы. Ричард присмотрелся — драгоценный камень на белой шее оказался кровью. Не ее — Ворона, просто кровь на алом одеянии была незаметна. Бакранка вздрогнула и стала медленно оседать, Рокэ ее подхватил, руки Проэмперадора заливала кровь, но издали казалось, что на нем красные перчатки. Ричард перевел взгляд на лицо женщины — это была Айрис, и это все-таки был отец! Герцог Эгмонт держал на руках мертвую дочь, улыбаясь улыбкой Рокэ Алвы, и глаза у него стали синими. Он все еще улыбался, когда Ричарда разбудил утренний лагерный шум. Своя кровь снится к своей беде, чужая — к чужой, Алва — враг Окделлов, так дурной этот сон или хороший, и чем закончится нынешний бой?

Следующий камень доверия не внушал, а рядом была осыпь. Ничего страшного, поищем трещину, их тут много! Вот и трещина, прекрасная, глубокая, в ней наверняка по весне вырастет камнеломка. Хорошо, что темно. Темнота и туман — отменные союзники, но нужно спешить. Клаус скоро начнет, а Рокэ говорил, что главное — все сделать одновременно. Маршал наверняка уже наверху, хотя Савиньяк и Вейзель и уговаривали его не рисковать. «Я знаю, когда идти первым», — вот все, чего генералы добились от Ворона. Он темнил, но он всегда темнит.

Рука встретила пустоту, стена кончилась быстрее, чем думалось. Ричард выбрался на неровную площадку, вверху были звезды, внизу дышала белая муть, скоро туман выплеснется из берегов Барсова ущелья и затопит окрестные вершины. Было тихо. Ричард свесился с площадки, пытаясь разглядеть тех, кто еще не поднялся. Как тихо… Неужели он последний? Похоже на то. Его не стали дожидаться, а сразу пошли вперед. Обида и страх нагрянули одновременно, но Ричарду удалось справиться и с тем и с другим. Назад сейчас так и так не спуститься, значит, нужно искать своих.

Ричард быстро и осторожно пошел вдоль обрыва, не забывая ощупывать место, куда собирался поставить ногу. На первые трупы он наткнулся шагов через восемьдесят. Рядом возвышалась груда валунов, которые защитники цитадели никогда не обрушат на Савиньяка и его конников. Обойдя ставшую безопасной кучу, юноша двинулся дальше. Отдаленный грохот и вспышки застигли его у третьей по счету каменной пирамиды, у подножия которой валялись очередные мертвецы. Дик готов был поспорить, что все были убиты ударом в горло. Теперь юноша знал, как это делается, хоть еще ни разу в своей жизни не убивал.

3

Робер пробежался от пушки к пушке, невольно повторив свой недавний путь. Сейчас талигоец не думал ни о звездах, ни о незадавшейся любви. Его волновало лишь, сух ли порох и на месте ли снаряды. О том, что творится на незащищенном конце ущелья, Иноходец старался не думать, а потом появились гайифские артиллеристы и сообщили, что внизу кричат о каких-то демонах.

Ламброс был одет кое-как — спал, так же как и его товарищи. Те, кто не спал, пировали, что было еще хуже. Подвыпившие кагеты метались по двору, потрясая оружием, сверху это напоминало переполох на птичьем дворе. Еще одной мерзостью был туман — если в нем скрывается вражеское войско, увидеть его можно будет лишь, когда оно окажется у самой стены.

— Посветим? — Ламброс подошел к мортире, рядом с которой лежали осветительные ядра.

— Туман…

— Ну, хоть что-то.

Грохнул выстрел, ядро разорвалось в воздухе, вспыхнувшее пламя озарило волнующуюся белую муть, черные отвесные стены, уходящий в никуда кусок дороги. Все было, как всегда.

Послышался топот, по деревянному помосту к нижним пушкам поднималось сотни полторы кагетов.

— Пойду, проверю. — Ламброс был весьма невысокого мнения о своих учениках. — Все равно отсюда ничего не видно.

Эпинэ кивнул, оставшись у остывающей мортиры. Ламброс исчез, и в этот миг во двор ворвались демоны. Олларианские богословы могли торжествовать, ведь это они доказывали, что спутниками Леворукого являются не кошки, а призрачные рогатые создания с огненными глазами. Такие, как те, что с воем выскочили из проклятого тумана.

Огромные, светящиеся мертвенной зеленью призраки стремительно приближались, обретая форму. Робер различал угрожающе опущенные головы, окруженные пламенным ореолом, широкие плечи, стройные сильные ноги. Одни твари мчались сами по себе, другие несли всадников без лиц в огненных коронах, за их спинами вздымались нетопыриные крылья. Странное холодное пламя лизало темные тела, но чудовища этого не замечали, продолжая лететь вперед сквозь наполненную криками и проклятиями ночь.

Рука Робера метнулась к Эспере, но талигоец сделал над собой усилие и схватился за эфес. Эпинэ встречают опасность не молитвой, а оружием. Угрожающе заверещал Клемент, три передних демона, на спинах которых не было всадников, молнией пронеслись меж потерявших от страха голову людей, исчезли из глаз, и тотчас раздалось три взрыва, слившихся в один. Стена вздрогнула, послышался грохот падающих камней, деревянный помост, ведущий к нижним пушкам, вспыхнул, сложенные горкой ядра раскатились во все стороны и посыпались вниз, но пораженному Эпинэ было не до них. Это был взрыв, обычный взрыв — порох, и много! Вот вам, судари мои, и демоны!

Робер расхохотался. Стоявший рядом гайифский артиллерист отодвинулся — решил, что талигоец со страху рехнулся, в ответ Робер лишь замахал руками. Это был смех отчаяния и неожиданности, из глаз Эпинэ текли слезы, он пытался остановиться и не мог, а внизу продолжали рваться гранаты и что-то посерьезней. Как же он не догадался?! Он же видел козлов, бивших в ворота… Рокэ не солгал, он обещал прийти к Барсовым Вратам и пришел. Кое-как уняв неуместный смех, Эпинэ бросился к пушкам, у которых бестолково толпились гайифцы и кагеты.

— Запалить фитили!

Кагеты пропустили слова Робера мимо ушей, но гайифцы не зря получали свое жалованье. Эпинэ повернулся спиной к огненному безумию и свесился вниз, туман дополз до самых ворот, но ни он, ни раздававшиеся сзади грохот и вопли не могли полностью заглушить топот тысяч копыт. Ворот больше не существовало, и к образовавшемуся пролому галопом неслась вражеская кавалерия. Ширина и прямизна дороги, казалось, делавшие штурм самоубийством, теперь обернулись против Барсовых Врат. Талигойцы на полном скаку приближались к зияющему пролому — еще немного, и они ворвутся внутрь.

— Картечь! — проорал Эпинэ.

— Тут простые ядра, — откликнулся гайифец, — картечные внизу.

— Закатные твари! Двадцать человек вниз. Бегом! Лупите, не целясь, тут захочешь — не промахнешься.

Зачем он это говорит? Внизу Ламброс — он не оплошает.

— Огненное ядро!

Оранжевая вспышка, море тумана, вырастающие из него тени.

— Огонь!

Две из восьми кулеврин плюнули огнем, посылая ядра в гущу вражеской конницы, заложило уши. Робер на мгновение оглох, но это было не важно. Смотреть, попал ли он и куда, было некогда, нужно было стрелять. Что у бывших ворот? Может, Машир сумеет завалить их хоть чем-нибудь. Эх, картечь бы сюда!

— Заряжай!