— Закатные твари, — пробормотал Бонифаций, принимая флягу и, в свою очередь, присасываясь к ее горлу.
Дик смотрел на Ворона и ничего не понимал. Он не верил в победу? Готовился умереть и положить с собой три четверти армии?
Рокэ поймал взгляд оруженосца и рассмеялся:
— Не стоит так переживать, юноша. Войну мы б выиграли в любом случае, а Заката никому не миновать, годом раньше, годом позже. Жан, это ваши люди?
— Они.
Шестеро всадников ехали кентером, и первым был адуан, нашедший Дика в Барсовом ущелье и проводивший к Рокэ. Знал бы он про Марьяна…
Таможенники осадили коней, знакомец Дика спешился и вперевалку подошел к Шеманталю.
— Ну, — окликнул тот, — чего?
— Драпают, — лаконично сообщил адуан. — Впереди казароны. Скока не знаю, но не до войны им, это точно. Сам я их не видел, но коней загнанных валяется тьма-тьмущая, хоть бы добивали, что ли… Уроды!
— Значит, ожидать их возращения не следует? — уточнил Савиньяк.
— Куда там, скачут, как тушканы. А вот седуны, те толково отходят. Их, я думаю, тыщ шесть уцелело, пешие и конные. Раненых много… Лис, понятное дело, в середке, а седунов кагеты прикрывают. Кто ведет — не знаю, но в штаны не наложил.
— Кагеты прикрывают бириссцев? — уточнил Ворон. — Что-то новое.
— Ага, — кивнул разведчик, — самому странно.
— Развернуться и ударить нам в спину они не могут? — Савиньяк невольно тронул эфес.
— Они не станут разворачиваться. — Алва снял лопнувшую по шву перчатку, узкая рука была в запекшейся крови, скорее всего чужой. — Лису сейчас одна дорога — в Равиат. Он потащит туда всех, кто у него остался. Такой правитель сначала о короне подумает, а потом уж о стране.
— Мы будем их преследовать?
— Нет, — медленно сказал Рокэ и повторил: — Нет, не будем. Сегодня все отдыхают, а завтра мы расстанемся. Эмиль Савиньяк, принимайте командование. Его Преосвященство вам поможет. Возвращайтесь через Барсово ущелье, а потом поверните к горе Бакра, станьте там лагерем и дайте знать бакранам, пускай выбираются из своих укрытий.
— А Бадильо?
— Бадильо придется посидеть во Вратах еще немного. На всякий случай.
— И это все? — Эмиль выглядел разочарованным.
— Все. Стойте и ждите приказа. Я вам дам знать скорее всего через неделю, в крайнем случае дней через десять. Жан, завтра утром ваши люди должны быть готовы. Мы выезжаем с рассветом. Ричард, вы едете со мной.
— Что вы замышляете, Рокэ? — полюбопытствовал Савиньяк.
— Злодейство, — вздохнул Алва, — разумеется, я замышляю злодейство, причем немыслимое.
Ламброс вел в поводу двух нагруженных коней и был весьма серьезен. Артиллерист еще не открыл рот, а Робер уже понял, в чем дело. Гайифцы уходили. Недаром говорят, что они, как крысы, первыми покидают тонущий корабль. Иноходец невольно усмехнулся — крыса-то как раз на корабле осталась, правда, всего одна. Кстати, любопытно, с чего это соплеменники Клемента убрались из Агариса, город вроде бы не собирается ни тонуть, ни проваливаться.
— Вам весело, сударь? — Артиллерист был несколько удивлен.
— Не сказал бы, — Иноходец для убедительности покачал головой, — просто вспомнилась одна вещь. Удивительно нелепая.
— Бывает. Мы подъезжаем к Парасксиди. Здесь дорога разветвляется. Казар, насколько я понимаю, продолжит отступление, а мы свернем на гайифский тракт. Я и мои соотечественники не намерены долее задерживаться в Кагете, это было б недальновидно. Так вышло, что мы с вами сражались рядом, и я хочу вам предложить отправиться в Гайифу. Оттуда вы сможете вернуться в Агарис или стать одним из нас. Хороших офицеров ценят везде.
Заманчивое предложение для наследника одного из Великих Домов. Примкнуть к гайифским наемникам и лет за двадцать обеспечить свою старость. Не так плохо, кстати, и уж всяко лучше, чем жить за счет Эсперадора и гоганов. Продавать свою шпагу почетней, чем совесть или родину. Что б ни говорили Клемент и Енниоль, Оллары сидят крепко, так что Робер Эпинэ вряд ли услышит, как на башнях родового замка скрипят флюгера со скачущими лошадьми. И, что самое печальное, он не уверен, что хочет вернуться. Вот бедняга Машир, тот мечтал о доме, но так и не увидел морского быка…
— Он так и не увидел морского быка, — пробормотал Робер.
— Что? — не понял Ламброс.
— Так, — махнул рукой Иноходец. — Вспомнил коменданта Барсовых Врат. У него были дурные предчувствия, и он погиб…
— Никогда не стоит пренебрегать предчувствиями, — покачал головой гайифец. — Но если их нет, следует руководствоваться здравым смыслом. Я верю в человеческие репутации. Про маршала Рокэ Алву говорят, что он непобедим. По-видимому, это так и есть. Алва обещал взять неприступный перевал и взял. Его следующим обещанием было разгромить Адгемара. Именно это он и сделал.
Я приехал в Кагету заработать, а не умереть. Мои товарищи думают так же. Робер, я настоятельно советую вам отправиться с нами и предоставить казара его судьбе. Уверяю вас, на нашем месте он поступил бы именно так.
Уверять Робера Эпинэ было не нужно, он и так знал, что Адгемар продаст всех и все, но последовать умному совету Иноходец не мог. Другие поймут, но он себя не простит, если сбежит, бросив тех, кто умирал вместе с ним.
— Благодарю вас, теньент. Я останусь с арьергардом, по крайней мере, до Равиата. У Луллака мало опытных офицеров.
— Я искренне желаю вам удачи, Робер, — вздохнул гайифец, — но вы совершаете ошибку.
— Я знаю, — согласился Робер, — но лучше ощущать себя глупцом, чем подлецом. Не принимайте это на свой счет, вы пришли сюда за деньгами, я пришел за помощью. Это разные вещи.
— Безусловно, — гайифец и не думал обижаться, — не хотите передать со мной письмо или какую-нибудь вещь?
Он может написать матери, деду, Альдо, Мэллит… Он бы и написал, если б точно знал, умрет или вернется. Предсмертное письмо, если уцелеть, покажется глупым и смешным. Если его убьют, а он напишет то, что всегда пишут живые, Мэллит запомнит его глупым и бодрым. Нет, не нужно ничего писать, а дарить ему нечего, разве что Клемента, но Ламброс его не довезет, Его Крысейшество удерет от кого угодно. Робер протянул артиллеристу руку.
— Я не стану писать писем, но если вы напи?шете принцу Альдо, где и как меня видели, я буду вам признателен.
— Я напишу, что никогда не встречал такого благородства и такой глупости, — засмеялся Ламброс, — прощайте, мой талигойский друг.
Друг? Пожалуй, что и так. Гайифец, как и все гайифцы, сначала думал о деньгах, потом о себе и лишь в третью очередь о друзьях, но был по-своему честен.
— О чем с тобой говорил этот ызарг? — Незаметно подошедший Мильжа смотрел в спину Ламбросу отнюдь не с нежностью.