— В чем дело, юноша?
— Я…
— Вы не любите утопленников, и я вас понимаю. Кстати, ваш наставник не рассказывал про местных людоедов?
— Нет, — протянул Дик, опасаясь какой-нибудь каверзы.
— Жаль. Вейзель, вы уверены, что ваши люди не сбежали?
— Ни в коем разе, монсеньор, — вмешался Клаус. — Что-то затянуло их в воду. Лово это не понравилось.
— Разделяю его чувства, но людоеда будем ловить позже. Если он, разумеется, не утонет. Курт, подготовьте все к взрыву. Раз уж вам невмоготу поджечь фитиль, это сделаю я. Мне в раю делать нечего, а вы спасетесь.
Генерал с негодованием уставился на маршала, но в поединке взглядов Ворон оказался сильней. Вейзель опустил глаза, хотел что-то ответить, но лишь махнул рукой и быстро зашагал вдоль берега. Рокэ отвернулся к озеру, с интересом следя за приближением ненастья. Мутный бешеный поток, так не похожий на утреннюю ласковую речку, нес в озеро песок, щебень, сломанные ветки. Вода стремительно прибывала, закрывая прибрежные валуны, изумрудное зеркало разбилось, пошло мутными, бурыми волнами, а Рокэ Алва стоял на самом краю пропасти! Дику стало страшно от того, что в его власти покончить с проклятием Талигойи. Кем бы Ворон ни был, упав с такой высоты, он не выберется. Как просто спасти сотни невинных жизней. Один толчок — и все.
Рокэ обернулся к оруженосцу.
— Вот оно, горное чудовище. Во всей красе. Действительно, впечатляет. Да вы подойдите поближе, не бойтесь. Сама гроза до нас не дошла, это просто вода.
Слова маршала утонули в нарастающем реве. На противоположной стороне озера стремительно набухал черный, мерцающий вал. Вот он домчался до устья реки, на мгновение замер, словно зверь перед прыжком, и обрушился во взбаламученное озеро. Волны грохнули о берега, отступили и снова бросились на скалы. Это было только начало, за первым валом шел второй, третий, четвертый. Озеро обезумело, водяные горы колотились в берега, внизу клокотало, как в чудовищном котле, а небо оставалось чистым, высоким и равнодушным.
Когда Дик оторвал взгляд от разбушевавшейся стихии, Алвы рядом не было, бакран и таможенники тоже исчезли. Дик был один, если не считать рвущихся с привязи лошадей.
Озеро рычало и билось, словно живое. Скальное эхо раз за разом отражало рев горного чудища, но, странное дело, сквозь бурю звуков настойчиво проступала мелодия, та самая, что пел Рокэ после ночи в бакранском селе. На этот раз пели сами камни, камни, исполненные гнева, ярости, желания сорваться с места и броситься вперед, сметая и круша все, что встретится на пути. Это было жутко и… прекрасно! Дику тоже хотелось мчаться в никуда, раствориться в беге, самому став бегом, движением, силой, исполненной бешеной радости от осознания собственного могущества.
Рука юноши вцепилась в жесткую гриву, Дик взлетел в седло, и в тот же миг слева и сбоку к небесам взметнулась черно-лиловая туча. Глухой грохот перекрыл крик агонизирующего озера, песня камней на мгновение оборвалась и зазвучала с новой силой, еще стремительней, еще неистовей. Теперь в ней билась дикая, немыслимая радость, радость, захватившая и Дика. Юноша, сам не понимая, что творит, дал шпоры Соне, и кобыла стрелой понеслась по узкой тропе, заканчивавшейся на вершине похожей на вепря скалы, где вытекавшая из озера река резко сворачивала, огибая каменное чудовище. Сона, дрожа, остановилась на краю пропасти. Дик посмотрел вниз и все понял — Вейзель свое дело знал отменно, а Рокэ был не из тех, кто отступает. Простоявшая тысячи лет плотина удержала бы взбесившуюся воду, но против пороха камень был бессилен, в древнем завале образовалась брешь, вода с ревом устремилась вниз по ущелью, но налетела на новую преграду. Взрыв стронул с места пятнистую скалу, нависавшую над речным руслом, и обломки скал завалили ущелье, перекрывая путь осатаневшему потоку.
Ричард Окделл судорожно сжал поводья, безумие отпустило, навалился дикий, сковывавший по рукам и ногам ужас. Юноша не мог отвести взгляда от иссякшего русла и вздымавшейся над завалом огромной черной стены. Вековой ельник в истоке Биры был смят и переломан, как тростник, в котором порезвилось стадо кабанов, а очумевшая река вскидывала на плечи все новые каменные глыбы и стволы деревьев.
Вал нарастал, сверху напирали все новые массы воды и грязи, и затор не выдержал. Грязекаменная лавина, обретя еще большую мощь, покатилась вниз. Теперь сель бушевал внизу, под самыми ногами Ричарда, русло затопила смесь, похожая на раствор, которым каменщики скрепляют отдельные глыбы. К счастью, расщелина была достаточно глубокой, а ее стены — прочными.
Сель шел валом. Ожившие камни мчались, словно испуганные быки, поток их нагонял, на мгновение замирая, его уровень поднимался, он продавливал преграду или перепрыгивал через нее и мчался дальше, а из ревущей черной стены вырывались другие камни-быки, чтоб, в свою очередь, оказаться настигнутыми. Разбуженное Рокэ горное чудовище, набирая разгон, неслось вниз, а внизу жили люди. Пусть враги, дикари, язычники, но жили! Барсовы Очи надежно защищали их от беды, те, кто селился вдоль течения Биры, не боялись своей реки, а она их предала.
Луллак и Мильжа в сотый раз призывали проклятие на голову Рокэ, Адгемара, придурков казаронов, умудрившихся растоптать самих себя, и сбежавших ызаргов-гайифцев. Робер Эпинэ старался не слушать, но помимо его воли в разум раскаленными иглами вонзалось…
— Если бы эти каплуны не бросились за золотом…
— Если б гайифцы умели стрелять…
— Если б твой дядя…
Если бы, если бы, если бы!.. Закатные твари! Если б Рокэ Алва не был лучшим полководцем Золотых земель, если б Лис не решил с его помощью сократить количество казаронов, если б бириссцы понимали, что пехота, кавалерия и артиллерия должны быть одним целым… Ну да что теперь махать руками! Сейчас важнее узнать, что сделает Алва.
Адгемар боялся погони, а Луллак — что ее не будет, и был прав. Чем дальше зайдет армия Талига в глубь Кагеты, тем легче будет с ней справиться. Нужно избегать сражений, устраивать ночные вылазки, используя известные только местным тропы, и послать за помощью в Гайифу. Через месяц-два начнутся холода, перевалы станут недоступны, и Рокэ окажется в ловушке, вернее, оказался бы, потому что он и не думал гнаться за отступавшим врагом. Ворон не мог не понять того, что очевидно племяннику казара и будущему маршалу при будущем короле, хотя не похоже, чтоб Альдо приблизился к короне.
Раздалось знакомое постукивание, и на столе под самым носом Робера возник Клемент. Будь приятель другого рода, можно было б сказать, что он окрысился, но говорить такое про крыса… Эпинэ полез за лепешкой, но Клемент наотрез отказался от излюбленного лакомства. Талигоец отвернулся к окну, но Его Крысейшество и не думал отступать, то подбегая к хозяину и хватая его зубами, то возвращаясь к двери и не забывая злобненько шипеть.
— Не хочешь — не надо, — буркнул Робер и вышел, едва не задев головой притолоку. Дом, в котором они расположились, считался большим и богатым, но в глазах талигойца был и оставался сараем.