— Не знаю, — пожал плечами Ворон, тасуя колоду, — кровь у меня красная.
— Однако пьете вы «Черную».
— Как правило, — согласился маршал и поискал глазами слугу. — Любезный, в этом доме еще осталась «Черная кровь»?
— Да, сударь.
— Принесите.
— Рокэ, стоит ли? — вмешался темно-зеленый, то ли симпатизировавший Ворону, то ли не желавший добра его сопернику.
— Я за себя отвечаю, — бросил кэналлиец.
— Я тоже выпью, — буркнул Килеан. — Зря я отдал вам последний кирк.
— Да, глупая ошибка, — подтвердил маршал, тасуя колоду. Казалось, ему все равно, выиграет он или проиграет. Возмущенная таким равнодушием удача, как истинная кокетка, обратила свой взор на невежливого кавалера. Фора таяла, сначала медленно, потом все быстрее. Переведя очки в деньги, Людвиг уменьшил свое преимущество в четыре раза. В начале игры это казалось разумным, теперь умудренные игроки многозначительно качали головами, осуждая графа за излишнюю жадность. Дикон видел, что тот начинает закипать.
— Не надейтесь, что вам снова так повезет. — Тон, каким это было сказано, не оставлял сомнений в чувствах Людвига, но Рокэ откровенно наслаждался чужой яростью.
— Дражайший граф, — кэналлиец принял у слуги бокал, — благодарю, любезный. Так вот, дражайший Килеан, если б я рассчитывал, что мне повезет, я бы утонул в колодце в невинном трехлетнем возрасте, не совершив ни единого злодеяния. Разумеется, второй раз за вечер ТАК вы не ошибетесь. Ваша сдача.
Людвиг сдал, игра продолжалась. Оллария спала, тихо было и в доме — почти все гости сгрудились вокруг стола и, затаив дыхание, наблюдали за невероятным поединком. Килеан проигрывал и проигрывал стремительно. Неудача трясла его, как борзая зайца.
— Только дурак продолжает игру, когда фортуна повернулась крупом и лягается, — вполголоса заметил некто, стоящий рядом с Диком.
— Дурак и продолжает, — прошипел Валме, жаждавший поражения своего победителя.
— Видите, Ричард, как один молодой человек выглядел прошлой ночью? — пробормотал, не отрываясь от карт, герцог, протягивая оруженосцу опустевший кубок. — Налейте.
Ричард налил, Рокэ коротко поблагодарил и сбросил несколько карт. Людвиг Килеан пожирал взглядом соперника, надеясь по его лицу догадаться, что именно тот сбросил, а Рокэ смаковал «Черную кровь», загадочный, как десяток демонов.
Килеан выкладывал карту за картой. Рокэ отвечал: тройка Скал, пятерка Молний, Сердце Волн…
Глаза Людвига исступленно сверкнули, он бросил Королеву и Рыцаря Молний. Рокэ небрежно открыл две оставшиеся у него карты — Король Молний и Сердце Ветра. Ричарду показалось, что Килеан скрипнул зубами.
— Вам не кажется, что у Рокэ позеленели глаза? — заметил какой-то дворянин в коричневом.
— Еще бы, он вот-вот станет Повелителем Кошек….
— Одной кошки, — засмеялся Салиган, — но очаровательной.
— Еще одной, — поправил коричневый, — Разрубленный Змей, удача залезла Ворону на колени, как…
— Как, скажем, Королева Молний, — перебил изрядно выпивший Валме, — и не слезет, пока…
— Вы знаете, граф, я вас скоро догоню, — ленивый голос заставил всех вздрогнуть. — Вам, мой друг, явно не везет… Разве что в последнем коло пошла ваша масть, да и то, — Алва поставил бокал и неожиданно резко сказал: — Я играю лучше, сударь, и удача на моей стороне. Ей, как и всякой шлюхе, нравятся мерзавцы и военные, а я и то, и другое. Заканчивайте игру, Людвиг. Пока не поздно. Сейчас я еще должен вам две тысячи. Забирайте и уходите.
В свете свечей брошенные на скатерть кэналлийские сапфиры и впрямь казались синими звездами, но глаза Ворона горели ярче.
Килеан молчал, молчали и все остальные. Все было, как и вчера, только на месте Ричарда Окделла был другой Человек Чести, а место «навозника» занял потомок Рамиро-предателя. Дикон знал мысли Людвига — вчера он думал так же. Его тоже пытались остановить, когда у него кончились деньги, и он поставил сначала Баловника, а потом, в ужасе от того, что творит, кольцо. Людвиг был старше Дика лет на двадцать, но какое это имело значение! Он был игроком, и ему было тяжело смириться с проигрышем. Он был Человеком Чести, и ему претило проиграть отродью предателя. Он был дворянином и не желал снискать славу осторожного скопидома.
— Сдавайте, Алва!
— Вам не везет, сударь, и вам не семнадцать лет. Уходите, пока не натворили глупостей.
— В самом деле, Людвиг, — примирительно сказал кто-то в цветах Дома Волны, — Алва сегодня на коне, и пусть его.
— Не везет в игре — повезет в любви, — заметил, улыбаясь, серый колет.
— Разрубленный Змей! Килеану повезет в любви, только если повезет в Игре, — заржал Валме.
— Людвиг, неужели вы не хотите сбить с Ворона спесь?
— В самом деле, должно же это когда-нибудь у кого-нибудь получиться!
— У кого же, если не у вас.
— Закатные твари, Рокэ рискнул своими «Звездами»… Кто рискует, тому Чужой подсказывает!
Гости были пьяны, Килеан тоже. Он резко повернулся к улыбавшемуся маршалу.
— Сдавайте!
— Извольте. Дикон, вина!
Следующие коло дали графу надежду. Килеан играл медленно и очень осторожно, не слушая ни советов, ни подначек. Рокэ откровенно заскучал и сделал несколько ошибок. Людвиг рискнул и угадал. Рискнул снова и опять выиграл. Алва спросил еще вина и сбросил несколько карт, почти не глядя, видимо, слухи о том, что Ворон не пьянеет, были еще одной сказкой.
Стоя среди зрителей, Дик сам не знал, чего хочет. Людвиг был Человеком Чести, но выходка Ворона не могла не восхищать. Килеан рискнул сбросить четыре карты сразу — выиграл и стал рисковать напропалую. Немного выиграл, много проиграл, потребовал вина, выпил и пустился во все тяжкие. Его охватило присущее большинству игроков безумие — граф перестал следить за очками, прикидывать, какие масти на руках у соперника, запоминать те, что были у него самого. Ворон же больше не ошибался, он по-прежнему улыбался, прихлебывал вино, мимоходом отвечая на реплики гостей, но, когда Дикон случайно поймал синий взгляд, ему стало страшно.
Часы в углу пробили три четверти третьего, когда виконт Валме благоговейно прошептал.
— Догнал!
— Да, — согласился Рокэ. — Вековая ненависть — великая вещь. Что ж, дорогой граф. Счет сравнялся, и я вам ничего не должен, а вот милейший Валме мне задолжал, ну да мы как-нибудь разберемся.
— Вы правы, — согласился Килеан, — уже поздно. Для тонто. Но мы можем закончить вьехарроном [110] .
— Можем, — сверкнул глазами Рокэ.