Про конец Дорака и Олларов Матильда слышала сотни раз. От Людей Чести, от Хогберда и других беглецов, от Альдо, от своего духовника, от магнуса Клемента, камеристки, кондитера, ростовщика… Единственный, кто не лез к ней с политикой, была Мупа. Бедная девочка, она не смогла усидеть в одной комнате с Хогбердом. Если самой Матильде тошно от благовоний, которыми облил себя этот боров, то что должна чувствовать собака!
— Барон, а как вышло, что Дорак допустил назначение Алвы, он ведь должен понимать…
— О, — Питер многозначительно улыбнулся, став еще противнее, — его обыграли, и как обыграли! Правда, второй раз это не выйдет, но игра стоила свеч. Все знают, что Фердинанд Оллар — не король, а попугай. Он повторяет то, что ему скажут. Дорак и сказал, но не учел одного — завтрака в обществе Ее Величества.
Катарина Ариго так впечатлительна и добросердечна, ей рассказали о страданиях Варасты, королева проплакала всю ночь, а утром поделилась своим горем с Фердинандом. Тот впал в воинственность, и вот… Впрочем, Дорак и его сторонники сделали бы по-своему, если б не сам Алва. Ворона спросили, может ли он выиграть такую войну. Сами понимаете, ответ мог быть лишь один. Совершенно точно известно, что Дорак пытался его образумить, но Алва закусил удила. Дорак не сомневается в поражении…
— В кои-то веки хочется, чтоб он оказался прав, — Альдо с охапкой алатских лилий стоял в дверях, — я хочу бросить эти цветы к ногам лучшей из женщин. Барон, вы уж простите, но я претендую на то, чтобы полностью завладеть своей принцессой.
— Разумеется, Ваше Высочество. Надеюсь увидеть вас и Ее Высочество вечером у входа в Храм Семи Свечей. — Хогберд поднялся, отвесив самый почтительный из имевшихся в его арсенале поклонов. Это было неоспоримым свидетельством того, что дело Раканов ему дорого. Тюльпанный барон спал и видел себя кансилльером или, в крайнем случае, казначеем.
— Удавил бы, — признался Альдо, глядя вслед гостю. — Такой день испортил!
— Не испортил, а только подпортил, — возразила Матильда, — Хогберда ты можешь выгнать, а вот вечерняя церемония…
— Да уж, — согласился внук, — не могли другой день выбрать, хотя… Может, они решили тебе подарок сделать.
— А мне для полного счастья только нового Эсперадора не хватало, — засмеялась принцесса, поднимая серебристую лилию. Именно такие были вышиты на шали, присланной ей к свадьбе покойным Адрианом. Анэсти мертв, Адриан тоже, а она еще жива, зачем? — Чудесные цветы, спасибо, милый.
— Я знаю, что ты их всегда любила.
— Да… Альдо, я желаю тебе отыскать женщину, к ногам которой ты захочешь бросить все цветы этого мира.
— Ох, Матильда, — принц обнял вдовицу, — я обречен жить без любви, ведь ты — моя бабушка, и другой такой нет. Кстати, где наш пирог? Не идти же на избрание голодными!
— Воистину… Стол давно накрыт. Все было так хорошо, и тут появился Хогберд. Спасибо, что ты его выставил.
— Погоди, — заверил внук, — вот буду королем — обязательно отрублю ему голову, чтоб не лез, куда не просят, и не душился.
— Ну, — Матильда с сомнением поджала губы, — по законам Талигойи Людей Чести можно казнить лишь за преступления, перечисленные в Завете Эрнани Первого.
— Значит, я казню его за предательство, а в качестве доказательства предъявлю его физиономию. Человек с такой рожей просто обязан быть предателем. Так мы идем праздновать?
— Конечно, только помоги мне собрать свои лилии.
— Не мои, а твои!
Лилии были собраны, а вот праздника не получилось. Знаменитый пирог возвышался на столе между двумя бутылями «Вдовьих слез», но роскошные украшения из взбитых сливок и цукатов исчезли. Верхняя корка была ровной и слегка влажной, словно ее тщательно оттирали мокрой тряпкой. Матильда подняла скатерть, посмотрела под стол и встретила взгляд, исполненный раскаяния.
— Ах ты негодяйка! — Принцесса постаралась придать своему голосу побольше негодования. — Твою кавалерию, что ты натворила?!
Мупа покаянно заскулила и забилась еще глубже.
— Нехорошая собака, — в голосе принцессы слышалась величайшая нежность, — и что теперь с этим делать?!
— Отдать виновнице и пусть подавится, — вынес решение Альдо, — а мы… Мы закажем новый пирог и съедим его сами. И вообще во всем виноват Хогберд, если б его не принесло, ничего бы не случилось. Нет, его обязательно следует казнить.
Храм Семи Свечей был чуть ли не самым маленьким и самым старым во всем Агарисе, но попасть туда почиталось величайшей честью. В храм допускались лишь сильные мира сего и удостоенные особого расположения Эсперадора. Матильда Ракан бывала здесь на ежегодном Полуденном бдении [136] , но не как принцесса из дома Раканов, а по личному приглашению покойного Адриана.
Сейчас ее и Альдо просили прибыть на церемонию избрания нового Эсперадора как представителей одной из августейших фамилий, и это означало, что положение Раканов изменилось к лучшему. Следовало радоваться, но Матильда чувствовала лишь усталость. Жизнь кончалась, женщине в шестьдесят два поздно что-то менять и на что-то надеяться. Разве что на внука, но его жизнь — это его жизнь, а она свое упустила. Был Адриан, был красавец шад, да и герцог Гаунау, которого ей сватал отец, оказался настоящим мужчиной и государем, а она вцепилась в смазливенького слюнтяя.
— Ваше Высочество, принцесса, прошу вас следовать за мной. — Очень серьезный монах со знаком Чистоты на плече [137] провел их с Альдо к левой скамье. Это место было не самым почетным, но одним из самых удобных — они видели все, зато их можно было углядеть лишь при желании. Альдо был несколько обижен, и Матильде стало смешно и грустно. Мальчишка! Ему так хочется получить побольше почестей, но он всего лишь рожденный в изгнании наследник давным-давно свергнутого короля, а в храме собралось полтора десятка венценосцев и столько же их ближайших родичей. То, что среди них затесались и Раканы, означает одно — на них сделал ставку кто-то очень могущественный. На то, чтоб это понять, опыта Матильды хватало, но как объяснить это Альдо? Быть кукловодом и марионеткой на веревочках не одно и то же. Кто же их покровитель? Гайифский император? Кесарь Дриксен? Кто-то из князей церкви?
Кто бы ни был, он не им помогает, а хочет свалить Олларов, вернее, Квентина Дорака. Затея, близкая к безнадежной. Куда лучше для Альдо Ракана жениться на наследнице какой-нибудь из корон, став хотя бы принцем-консортом, а дальше как кости упадут. Флавионской принцессе Идалии девятнадцать лет, ее отец достаточно дальновиден, чтоб держать наследницу подальше от своих вельмож… Может, невзначай попасться на глаза герцогу и напроситься в гости, как-никак она ему приходится двоюродной теткой.