– Ах, Вава, – мечтательно протянула маменька, – я всегда знала, что доживу до того момента, когда ко мне придут журналисты с вопросом: «Как вам удалось воспитать знаменитого сына?» О тебе пишут в газетах! Фото! У Коки случился сердечный приступ от зависти! Она сколько ни пыталась, никто из журналюг ни ее дочерью, ни зятем не заинтересовался! Только за большие деньги ей удалось крошечную заметульку организовать, ну когда Кокины родственники лишились сумки. Тогда про них написали: «В Москве за апрель ограблено 18 человек, Ивановы, Петровы, Николаевы и др.». Вот «и др.» – это про зятя Коки! А про тебя! Столько! И фото!
И тут ожил домашний телефон.
Николетта схватила трубку.
– Алло! Да, мать олигарха Подушкина…
Я пошел в гостиную, никогда ранее Николетта не признавалась столь охотно в своем материнстве, наоборот, она всю жизнь запрещала мне говорить слово «мама». А я, глупец, изо всех сил стараясь доказать ей, что являюсь хорошим сыном, упорно примерял на себя роль ангела.
Внезапно мне вспомнилась татуировка на ноге Капустиной. Да уж, если ангелу отрезать крылья, он научится летать на метле. Нужно ли мне пытаться заслужить любовь матери примерным поведением? Никакого успеха на протяжении десятилетий тактика паиньки не имела, а статья в «Часе пик» моментально сделала меня лучшим из лучших! Это ли не доказательство всемогущества прессы? Или человеческой глупости?
Я шел по коридору, а за спиной звенел голос маменьки:
– Да, Ванечка тут, а где ему быть, как не у родной мамулечки. Да, я готова дать интервью. Да, жду Мамзель в гости. Да, да, да! Согласна! Фото с олигархом? Я и сын? Без проблем. Репортаж из нашей квартиры? Очень мило! Приезжайте!
Трубка шлепнулась на тумбочку и вновь затрезвонила.
– Да! Мать олигарха! Да. Да. Прийти к вам на прием? Вместе с сыном? Ну конечно, охотно!
Я вжал голову в плечи, добрался наконец до комнаты и упал в кресло. Катастрофа! Теперь Николетта начнет бегать по тусовкам! Добро бы она отрывалась в одиночестве, но ведь мне будет отведена главная роль сына-олигарха, лучшего на свете! А чтобы купаться в океане безбрежной материнской любви, всего-то, оказывается, надо было подраться в ресторане.
– Вава, – закричала Николетта, вбегая в гостиную, – все просто расчудесно получается! У меня приглашений на год вперед!
Я тихо кашлянул и рискнул сказать:
– Николетта…
– Зови меня мамулей!
– Э… э… в общем, понимаешь, – замямлил я, – современная журналистика исповедует один принцип: «Сначала добудем факты, а уж потом можно искажать их как заблагорассудится!»
– Сыночек, ты очень умный, – восторженно заявила Николетта, – бегу переодеваться. Ах, мой зайчик! Ты теперь забрался на недосягаемую для зятя Коки высоту, я горжусь тобой. Чмок, чмок, чмок!
Я остался один и вынул сигареты. Что ж, как говорил Наполеон: «Мое падение вознесло меня на недосягаемую высоту». Надеюсь, олигарху, поколотившему в «Каторге» Мамзель, будет теперь разрешено курить в гостиной.
Внезапно ко мне вернулось хорошее настроение. Никогда не надо падать духом, иначе ушибешься о паркет. Все, что ни делается, делается к лучшему. Шум, поднятый «Часом пик», скоро стихнет, век сенсаций короток. Не буду спорить с Николеттой, пытаясь сообщить ей правду, это абсолютно бессмысленно. Не стоит никогда плакать о разбитой чашке. К чему скорбеть о том, что уже сделано и чего не вернешь?
Жизнь продолжается, и она в любую минуту может из ужасной стать прекрасной.