— Поднявший меч от меча и погибнет. — Восседавший на шее своего безгласного приятеля жаб горел нестерпимым золотом. — Так будет с каждым, кто покусится…
— Погоди, Жан, — одернул приятеля Рене, — никто еще ни от какого меча не погиб. Нам драться и драться… Где Мальвани?
— В настоящее время выдвигается на заранее условленные позиции, — охотно пояснил жаб, занимая свое привычное место на руке Арроя.
— Как? Разве они не ушли?
— Я внес в твой приказ коррективы, продиктованные логикой и развитием событий. — Жан-Флорентин гордился собой и не скрывал этого. — Эльфы наладили неплохой контакт с местными Хранителями, и Мальвани с Архипастырем отошли в глубь леса, именуемого отчего-то Королевским, чтобы дождаться вечера. Мы посовещались и решили, что несколько часов, с учетом того, что эльфы откроют Лесной коридор, не станут для нас фатальными.
— Вы поняли, что случилось?
— Да, мы почувствовали магическое напряжение и смогли реконструировать события. — Воспоминание, очевидно, было не из приятных, потому что Жан-Флорентин на мгновение посерел. — Силы, использованной ройгианцами, хватило бы, чтоб сокрушить любой Барьер, но, к счастью, она была погашена. Как я понимаю, Эстель Оскора?
— Да, — кивнул Рене.
— Свершилось, — благоговейно произнес жаб, — твоя любовь спасла мир…
— О любви потом, — Рене был собран, как рысь перед прыжком, — что Мальвани?
— Как только мы поняли, что Ройгу отброшен, я, — жаб снова полыхнул червонным золотом, — отдал приказ действовать соответственно первоначальному плану и отбыл сообщить тебе об успехе выполненной миссии. — В тоне философа был явный намек, и Рене, сдерживая одновременно нетерпение и смех, осыпал своего вассала благодарностями и повернулся к коню.
— Гиб, — черный жеребец лихо ударил копытом, — во-первых, спасибо. Во-вторых, я должен попросить тебя об одной услуге.
Гиб стукнул копытом еще раз.
— Отвези Эмзара и Клэра к эльфам. Знаю, что вы враги, но это очень нужно.
Конь фыркнул и пару раз хлестанул себя хвостом по бокам.
— Он согласен, — перевел жаб. — Гиб — свободное создание, но он понимает, что свобода — это осознанная необходимость…
Малахитовый лагерь
Михай Годой в окружении высших офицеров, сигурантов и нескольких настоящих клириков неторопливо шел по лагерю, весело и спокойно отвечая на приветствия выстроенных в боевом порядке войск. Все в порядке. Эландец получит свою драку. Скорее всего, проклятый маринер затеял всю эту катавасию у Каннских ворот, чтобы отвлечь внимание от Малахитовых, где и стена пониже и послабее, и реки нет… В таком случае он, Михай, тем более был прав, послав за Канн десять тысяч. Пусть Рене решит, что его затея удалась, и увязнет в сражении под стенами крепости. Он уже вытащил наружу половину того, что имел. Отчаянно и не так уж глупо, но не с таким противником, как регент Арции. Михай признавал, что проигрывает адмиралу в умении владеть шпагой, но не в стратегии. И не в умении превращать неприятности в удачи.
— Ваше величество! — Арциец в запыленной одежде, явно только что соскочивший с коня, вытянулся в струнку.
— Слушаю.
— Мы не можем перейти реку. Переправа разрушена. Со стен и из-за реки бьют пушки.
— Для моих солдат нет слова «не можем». — Брови регента слегка сдвинулись. — Если кто-то думает, что, оставшись на этом берегу, сохранит себе жизнь, он ошибается. Так и передайте. Повторите.
— Если кто-то думает, что, оставшись на этом берегу, сохранит себе жизнь, он ошибается.
— Правильно. Исполняйте. Заодно скажите, что на том берегу рассыпано золото и офицерские патенты.
Гонец, кто-то из полковых аюдантов, бегом бросился к коню.
— Вардо, — грузный человек со смышлеными глазами подошел поближе, — конный полк и шесть, нет, восемь орудий в помощь.
Годой присел на услужливо подставленный большой барабан и, слегка постегивая хлыстиком по голенищам красных сапог, дождался доклада о том, что резервы выступили. Оставалось чуть выждать и подать сигнал к началу штурма, но не прошло и получаса, как офицер из числа пришедших с Годоем тарскийцев доложил:
— Ваше величество! У восточного прохода снаружи «Серебряные»!
Михай удивленно приподнял бровь и якобы нехотя встал, хотя спокойствие давалось с трудом. Все, что напоминало о Шандере и Стефане, будило в тарскийском господаре страх и ярость, непонятные ему самому. Однако на красивом лице регента не отразилось ничего, разве что нижняя губа слегка выпятилась, выказывая презрение и скуку. Поднявшись на сторожевую вышку, Годой с удивлением рассматривал около сотни всадников в знакомых черных с серебром доломанах. «Серебряные» гарцевали на знаменитых таянских дрыгантах, которым взяться здесь было ну совершенно неоткуда. Рене еще мог протащить подземным ходом сотню-две человек, но лошади… хотя что это он?! Охрана Стефана стала охраной Арроя. В город они, само собой, не полезли, ждали в лесу и дождались. Затеяли свою любимую игру.
Несколько всадников стремительно подлетали к внешнему валу на пистольный выстрел и, ни мгновения не оставаясь на одном месте, выкрикивали оскорбления в адрес Годоя, сопровождая их красноречивыми жестами, понятными солдату любой армии, и вновь возвращались на безопасное расстояние.
Особенно усердствовал худенький юноша с каштановыми волосами. Годой узнал его — Стах Гери, любимчик Шандера Гардани… И знал этот Сташек вещи, которые воинам будущего императора слушать было совершенно не обязательно…
— Эй вы! «Дети империи», — ветер, как назло, дул к лагерю, и можно было разобрать каждое слово, — и как оно там, под горным кабаном?
— Михай! Тебе мунтские крысы все отгрызли или что-то еще осталось?!
— Что ж ваш Годой жену в Таяне держит? Он не может или она не хочет?
— Раки Гверганды благодарят тебя за завтрак…
— И ждут на обед!
— Михай, а правда, что ты в сапогах копыта прячешь?
— Копыта прячешь, а рога на всю Арцию видны!
— Ну, арцийцы, ну, молодцы! Нашли хозяина. Он вас научит…
— Ага, научит! Вчетвером сзади на одного!
— Эге-гой! Годой! Привет тебе от капитана Гардани!
— Давно он что-то тебе морду не чистил! Соскучился?… плешивый!
— Выходи, копытом тебе в рыло!
— И пониже!
— …!…!
— Ну и войско, гляньте только! Со всей Арции шваль собрали!
— Небось все помойки обегали!
Десятка три южан не выдержали и, вскочив на коней, вылетели в поле. Гнев плохой советчик: гвардейцы Годоя пошли по воду, но оказались в воде. Может, эльфы и были лучшими наездниками, чем «Серебряные», а атэвы управлялись с конями не хуже таянцев, но в Арции соперников у личной гвардии наследника Ямборов не имелось. Южане были неплохими конниками, но в равной схватке у них не было никаких шансов. Впрочем, таянцы и не думали убивать противников, задавшись целью довести их и так немалую ярость до исступления.