– Против этого не поспоришь. Как насчет Катрин Штайнер?
– Бог знает, что предпримут Штайнеры в этих условиях, – вздохнул Грейсон. – Если у них только появится шанс порвать с Виктором, они тут же сделают это.
– Мы как раз говорили об этом за столом. – Джонатан жестом указал в сторону компании, в которой находились Лори и другие легионеры. – Не желаешь присоединиться к нам?
– Подсесть можно, только от этих разговоров мало толку. Катрин все равно поступит так, как захочет.
– Мы обсуждали возможность развязывания гражданской войны. Лиранцы против Виктора.
– До этого никогда не дойдет.
– Почему?
– Не в обиду тебе будет сказано, Джонатан, но я не могу объяснить, как я пришел к такому выводу. Мне постоянно не давала покоя подобная перспектива развития событий, однако теперь я больше чем уверен, что гражданская война, по крайней мере в ближайшее время, исключается. В переходный период оба государства будут существовать мирно. Без особой любви, конечно, но и без попыток силой решить свои проблемы. Вот когда наконец определятся стратегические интересы обоих государств, тогда я и копейку на мир не поставил бы.
Фрай заметно поджал губы.
– Тебе следует позаботиться кое о чем другом, приятель. Хватит киснуть в одиночку! Или ты до сих пор чувствуешь раскаяние за то, что случилось на Каледонии?
– Как раз нет…
– Как же нет! Взгляни на себя, полковник. Ты до сих пор не выходишь из депрессии. С того самого момента, как вылез из этого медицинского ящика. В чем дело, Грейсон? Значит, все проблемы из-за руки?..
Карлайл, словно по команде, глянул на искусственную кисть, сжал и разжал пальцы. Он чувствовал их – это было удивительно и в то же время недостаточно, чтобы вновь сесть в кресло пилота.
– Это не рука, сам знаешь, – тихо ответил он. В первый раз он отважился упомянуть о своей немощи, намекнуть на то, что делало его несчастным.
– Это вроде моего покалеченного уха, не так ли? Все вроде в порядке, а водить робот уже нельзя?
– Черт тебя побери, Джонни! Я кожей ощущаю свою бесполезность…
– Понятное дело. – Фрай медленно покивал. – Я тоже прошел через это, помнишь?
Грейсон нахмурился, сжал кулаки, отвел взгляд в сторону. Скольких ребят, потерявших в сражениях руку или ногу, он знал. После ранений им ставили подобные протезы, и они продолжали с прежней лихостью водить боевые машины. Почему же ему так не повезло? Он вновь глянул на свою искусственную руку – это же чудо биоинженерного искусства! Пальцы шевелятся, кожа ощущает тепло и холод, протез исключительно свободно сгибается в локтевом суставе. Вот даже редкие волоски ухитрились вырасти… Что еще надо? Он усмехнулся. Многое, оказывается, еще было нужно, чтобы иметь право сесть в кабину. Несчастье было в том, что многие важные нервные окончания левой стороны тела, отмершие после ранения, так и не восстановили чувствительность. Пилоту боевого робота, с точки зрения моторных реакций, требовалась полное совпадение в работе всех конечностей. Сигналы, поступающие из нейрошлема, не могли дробиться, поступать отдельно для правой и левой руки. При отсутствии такой синхронизации пилот не в состоянии удержать равновесие. Робот и десяти шагов сделать не сможет – его начнет уводить в сторону, в конце концов он рухнет лицом вниз. С высоты кабины управление движением робота, само по себе требующее особого навыка, в случае разнобоя в командах, управляющих движениями рук, представляет неразрешимую задачу.
«Сожалею, полковник, – так выразилась врач Элен Джемисон во время разговора в ее кабинете. – С этим мы ничего не можем поделать. Повреждения нервных окончаний в вашем левом ухе не могут быть устранены, а без этого я не думаю, что вы сможете управлять боевой машиной».
Грейсон встряхнул искусственную руку – тут же ощутил боль. Вот же, чувствует, а баланс восстановить не удается. Неужели ему больше никогда не сесть в кабину боевого робота? Черт, ему бы следовало поучиться пилотированию у ветеранов, служивших еще с его отцом. Поможет ли?.. В таком возрасте уходить на пенсию или занять место за штабным столом, на котором проигрываются всевозможные варианты будущих сражений, – эта перспектива была невыносима!
– Я знаю, – Фрай положил руку на его плечо, – в груди такое чувство, что наступил конец света. Поверь мне на слово, полковник, – ты жив! И ты способен преодолеть!.. Понимаешь, у тебя есть для этого силы… Если, конечно, ты сумеешь избавиться от хандры.
– Ну, ты в этом деле знаток.
– Так и есть, полковник. Знаток, да еще какой…
– Эй, полковник, – окликнул его Дэвис Маккол придвинулся к ним, – тут есть кое-что интересное для тебя.
– Что именно? – спросил Карлайл.
Майор потыкал большим пальцем за спину, в сторону телевизионного экрана:
– Только что передали, что через несколько минут Катрин Штайнер сделает заявление. Сказали, что оно будет передаваться на все миры, входящие в Лиранское Содружество, по каналам межзвездной связи. А возможно, и вообще на всю Внутреннюю сферу. Так что приготовься…
Грейсон уже было совсем собрался объяснить Макколу, куда следует послать заявление Катрин, как заметил, с каким неодобрением Фрай смотрит на него.
– Хорошо, – откликнулся он на слова майора, – я сейчас подойду.
Краем глаза он засек, как удовлетворенный Фрай, не подавая виду, тайком показал Макколу большой палец – славно, мол, сработано.
«Ладно, ребята, если вы так настаиваете, я сыграю в вашу игру, – решил он. – Если вы так желаете поднять мне настроение, что ж, уважим старых друзей, проявим бездну энтузиазма».
Сначала на экране возникла привычная эмблема Федеративного Содружества – раскручивающаяся спиральная галактика, затем она сменилась загоревшейся внизу экрана надписью: «Прямая трансляция из королевского дворца». Таким образом, событие уже свершилось. Долетев до Тубана по межзвездной связи, дальше выступление Катрин транслировалось с помощью электромагнитных волн. Стартовая точка надира, в которой «Звездный танцор» заправлялся энергией, находилась на расстоянии сорока восьми миллиардов километров от Тубана – что-то в пределах семидесяти двух световых минут. Выходит, прошло уже более часа после ее заявления.
Наконец и предупреждение исчезло. Грейсон невольно подался вперед, сердце застучало быстрее. В этот момент на экране появилось изображение небольшого зала, на подиуме, несколько в глубине, стояла Катрин Штайнер. Грейсон невольно обратил внимание, как красива и печальна она была. Золотистые волосы гладко зачесаны назад и свободно падают на платье голубого, любимого домом Штайнера цвета. Вот камера медленно подалась вперед – долгий наезд, прекрасно выдержанная пауза, и на экране остались только голова и плечи принцессы, ее голубые глаза обратились к невидимой, невообразимо многочисленной аудитории.
– Граждане! Друзья… – начала она.
Наблюдая за ней, Грейсон отдал должное ее умению вести себя, скрытой силе, таившейся во всем ее облике, а также какой-то особенной доверительности, с которой она обратилась к зрителям. Как только принцесса начала свое обращение, Карлайл сразу обратил внимание на то, что она не читает свою речь, не пользуется широко распространенным приемом, когда перед оратором с помощью лазерного луча высвечивается текст. То, что обращение было составлено ее советниками – это понятно, но ясно и то, что она не только предварительно прочитала текст, но и постаралась выучить его. В нескольких словах она обрисовала последние события, которые ввергли Федеративное Содружество в войну, упомянула о слухах, утверждавших, что ее брат скрывает смерть сына Томаса Марика, который был заложником в руках его отца. Какие тайные замыслы преследовал ее брат, Катрин не знала. Грейсон тоже был знаком с подобными измышлениями и ни капельки не верил этим рожденным безумным сознанием слухам. Катрин, однако, намекнула, что у Виктора Дэвиона есть ответ на этот вопрос.