– Ты почему не попросился? А? Вот папа мог бы описаться?
– Не, – ответил Васька, а сам в пол смотрит.
– А мама могла бы?
– Не…
– А я?
– Не… – Потом Васька вдруг, смотрю, светлеет и торжественно так заявляет, с верой, значит, в деда:
– Дед мог бы!
Василий засмеялся, Абуткин, не удержавшись, тоже, и это была единственная светлая минута в их разговоре, хотя Балуев и пытался выглядеть веселым, а Володя бодрился и хорохорился. Ушел Василий от товарища почему-то с ощущением, что видит его в последний раз.
К обеду он подъехал к шестнадцатиэтажному дому Юры Хлебникова в Митино, откуда так удачно бежал с помощью Валеры Шевченко, комиссара-5 «Чистилища». Не обнаружив ничего подозрительного, проверил подъезд, лестницу до шестнадцатого этажа и позвонил в дверь квартиры Юрия на двенадцатом. Ответом была тишина.
«На работе, – подумал Василий, хотя у него как-то нехорошо сжался желудок. Придется зайти вечером. Нервничать не следует: ведь ему они ничего не должны были сделать плохого, приходили-то за мной…»
Вернувшись в центр, Василий случайно прочитал объявление о конкурсе «на лучшую грудь», который должен был состояться во Дворце молодежи, и повернул туда. С шести до восьми вечера он с удовольствием разглядывал грудастых сеньорит, впитывая атмосферу полушутливого шоу, выбрал королеву бала и был весьма разочарован, когда его мнение и мнение жюри не совпали. Однако девушки, за редким исключением, действительно были молоды и симпатичны, и впечатление от «бала грудей» не испортили даже выкрики из зала каких-то нетерпеливых студентов.
В девять Василий снова был в Митино, однако квартира Юрия по-прежнему была заперта, а от дома исходили флюиды недоброжелательности и угрозы. Прямых наблюдателей Балуев не заметил, но было ясно, что за квартирой приятеля ведется наблюдение. Пришлось уходить «огородами к Котовскому», сбивая со следа предполагаемых ищеек, и к Шевченко Василий попал только поздно ночью.
Валерий был уже дома – и не один. Гость Шевченко, широкоплечий, узколицый, широколобыи, одетый в строгий темно-синий костюм, посмотрел в глаза Василию, и тот даже отшатнулся: впечатление нечеловеческой мощи, презрения, высокомерия, угрозы, снисходительного терпения и величия – все это было столь ужасающим, физически нетерпимым, что взгляд незнакомца казался воплощенным ударом! Длился контакт всего мгновение, но запомнился на всю жизнь. Никогда еще Василий не чувствовал себя таким ничтожно малым и слабым существом по сравнению с тем, кто на него просто посмотрел.
– Балуев, – представил Василия гостю Шевченко. – Бывший ганфайтер класса «абсолют».
– Вижу, – кивнул гость, гася взгляд, встал. – Собственно, у меня все, я узнал, что хотел. До связи, комиссар. Проводи меня.
Шевченко вышел с гостем в коридор, а Василий не сразу пришел в себя после его ухода, пребывая в шоке, словно после пропущенного удара «под ложечку».
Вернулся хозяин, усадил Василия на тахту.
– Ну и какое он произвел впечатление?
– Кто это был?
– Комиссар-1, координатор «ККК», Громов Дмитрий Олегович.
– Гад ты, однако, Валера! Ты же не оставляешь мне пути для отхода. Если я откажусь, вы же меня сожрете!
– А ты не отказывайся, – рассмеялся Шевченко. – Если уж сам пришел взглянуть на тебя, значит, ты действительно стоишь того, чтобы работать в «Чистилище». – Он сходил на кухню и принес оттуда Василию тоника с запахом хмеля. – Пей, успокойся. Никто тебя жрать не собирается, даже если откажешься. Хотя… не вижу причин для отказа. Что творится в стране, даже беспределом назвать трудно, все продается и покупается, любовь, дружба, честь, совесть, жизнь и душа…
Василий вспомнил недавний инцидент в метро с киргизом и кивнул. Что творится в стране, он и сам видел.
Наутро он поехал к надвратнои церкви Спаса, что на территории Зачатьевского женского монастыря, между Остоженкой и Москвой-рекой. От одного воспоминания о «храме инсектоцивилизации», показанном Горшиным, сжималось сердце и во рту появлялся железистый привкус. С течением времени все труднее верилось, что это было на самом деле, что под Москвой сохранились и другие «храмы», построенные десятки и сотни миллионов дет назад предками муравьев, термитов и пчел.
Василий был прагматиком, почти начисто лишенным фантазии, поэтому ему труднее было вникать в теоретические философские построения школы эзотериков от Рампы до Успенского, однако «храм» он видел своими собственными глазами, которым вполне доверял. После отъезда из Москвы Василий не вспоминал о посещении «храма» около полугода, словно забыл о нем, пока о «храме» не напомнил сам Соболев. И тогда Балуев признался другу, что давно почитывает эзотерическую литературу и подумывает о новом походе к «храму». Единственное, что его беспокоило, – он не был «посвященным», и Люди Внутреннего Круга, наверняка охраняющие тайны подобного рода, могли воспрепятствовать ему, ограничить доступ к «храмам» и тайнам истории. Того же побаивался и Матвей, однако у него было преимущество, бывший военный контрразведчик стоял к Посвящению на ступеньку-две выше, чем Василий Осмотревшись, Балуев обошел церковь, остатки древних каменных стен монастыря в окружении столетних акаций и лип, не обнаружил ничего подозрительного и с замиранием сердца пересек двор, направившись к низкой каменной пристройке, похожей на склеп. Однако вместо зеленой железной двери с громадным висячим замком увидел вполне современную серую стальную с электронным замком, на которой висела табличка. «Посторонним вход воспрещен! Трансформаторная подстанция». И как бы в подтверждение этого из-за двери слышалось монотонное гудение трансформатора.
– Что, закрыто? – послышался сзади сочувственный голос Василий обернулся. На него, улыбаясь уголками губ, смотрел Матвей Соболев.
– Ешь твою медь! Ты откуда здесь взялся?
– С луны свалился. – Соболев подошел к двери, прикрыл глазок замка ладонью, замер, и через несколько мгновений замок, издав серию щелчков, открылся. Дверь отворилась медленно и торжественно, толщина ее не уступала толщине прежней, едва ли не с полметра, и, наверное, ее невозможно было прошибить даже из пушки.
Матвей скрылся за дверью, появился вновь.
– Действительно, посторонним вход воспрещен. Этот путь к «храму» для нас закрыт. Там свежая кирпичная кладка.
– Ну ты даешь! – рассмеялся Василий. – Цирк! Теперь тебе прямая дорога в «домушники». Возьмешь напарником? Буду мебель выносить.
– Пошли, я с машиной.
Они вышли с территории бывшего монастыря и сели в «таврию», оставленную Матвеем за квартал от церкви.
– Как ты здесь оказался?
– Как сказал бы Сайд, стреляли… Долго рассказывать.
– Я не тороплюсь.
– А куда сейчас?
– Да в общем-то особой цели у меня нет. Объявление о наборе в школу – лажа, прикрытие чекистов. Я пытался выяснить, кто за всем этим стоит, но это может и подождать. А ты куда?