– Где бы я ни жил, я все равно работаю, а не провожу время даром. – В голосе Парамонова прозвучал мягкий упрек, и Матвей почувствовал угрызения совести. – Так что все идет нормально. Как съездили?
– Куда? – озадачился Матвей, не предполагая, что кому-то станет известно о его челночном рейсе в Москву.
– Вы ведь только что из столицы?
– Откуда вам это известно?
– Земля слухами полнится, – засмеялся Парамонов. – Не переживайте, я ведь все-таки экстрасенс. У вас найдется сегодня час времени на посиделки? Думаю, вам наша встреча тоже пойдет на пользу.
– Разве что вечером, после семи-восьми.
– Не возражаю, подъезжайте по старому адресу, буду ждать.
Парамонов повесил трубку, а Матвей потерял аппетит, тщетно пытаясь проанализировать разговор и понять, каким образом невропатологу удалось узнать о его контакте с ФСБ. Что встреча с ним далеко не случайна, Соболев понял еще во время первого визита к нему, теперь же и совсем становилось понятно, что Иван Парамонов – не просто врач-невропатолог, экстрасенс и гипнотизер. Он вполне мог быть авешей кого-то из иерархов либо человеком Внутреннего Круга. Последнее, в свою очередь, означало, что Матвей резко продвинулся вперед к пониманию истинного положения вещей в мире, к осмыслению земной реальности и других планов бытия, что он готов к восприятию новой информации.
Перед тем как поехать на работу, Матвей в «своей» новой машине заскочил к Сумароковым и застал осиротевшую после отъезда Кристины и Стаса семью в траурном настроении. Бабушка Бася плакала, сидя на кухне, и даже не вышла к гостю, у Ольги Николаевны глаза тоже были на мокром месте, и Матвей понял, что произошло что-то плохое. Екнуло сердце: не с Кристиной ли беда?! Но тут же пришла успокаивающая мысль: там с ними Вася, он защитник надежный. Дело в чем-то другом.
– Что случилось? – осведомился Матвей, здороваясь с отцом Кристины. – Получили какое-то неприятное известие?
– Да уж получили, – проговорил Михаил Сергеевич, пряча глаза. – Ночью тут заходили… в черном… тебя искали… – Сумароков отвернулся, и Матвей увидел на его скуле и чуть ниже, на шее, две красные полосы. Били ребром ладони, мелькнула мысль. Однако!..
– Кто?
– Не представились. Все пытались добиться признания: где живет да куда подался. Басе Яновне руки пожгли… – Михаил Сергеевич криво усмехнулся. – Хорошо еще, жену пощадили.
– Как… пожгли?! – Свет в глазах Матвея померк, из глубины души поднялась темная волна гнева, сбила дыхание. Он стремительно прошел на кухню, мгновение смотрел на сидевшую у окна совершенно прямо, с забинтованными ладонями Басю Яновну, по щекам которой катились слезы, и опустился перед ней на колени.
– Ничего, сынок, – сказала она нараспев, – уже не болят. Ты их остерегайся, плохие это люди…
Матвей сглотнул комок в горле, осторожно взял руки старушки в свои, закрыл глаза и с минуту вбирал в себя ее боль, передавая энергию. Встал. Бася Яновна смотрела на него изумленно, перевела взгляд на ладони.
– Боже мой, действительно перестали… дергают только! Да ты никак волшебник, Матвей Фомич!
Соболев поцеловал бабушку в щеку, вышел в прихожую, где его ждали притихшие родители Кристины.
– Расскажите, как все это происходило.
Михаил Сергеевич со вздохом принялся вспоминать подробности, Ольга Николаевна изредка вставляла слово, и вскоре сложилась полная картина налета на квартиру неизвестного отряда людей в черных комбинезонах.
Это могло быть только спецподразделение какой-то из силовых контор, не брезговавшее никакими средствами для достижения цели, но какое именно, определить со слов не удалось. ФСБ отпадала, потому что Матвей как бы уже работал на нее, «Смерш» не имел причин действовать столь нагло и жестоко, из столичных контор оставались только Министерство обороны и Купол, то есть преемница Купола – Сверхсистема, но к ним вполне могли присоединиться и местные силовые структуры: рязанский ОМОН, обиженный когда-то Соболевым, и боевики Маракуца. И с теми, и с другими следовало разобраться.
К сожалению, ни отец, ни мать Кристины не смогли толком описать бандитов. Все они были одеты одинаково и выглядели братьями, разве что командир выделялся ростом и легким акцентом. Это вполне мог быть Алимбаев, подумал Матвей. Мог быть и Пауль Кийк. Что ж, мужики, долг платежом красен.
– Они сказали, что придут еще, – добавила Ольга Николаевна, зябко кутаясь в пуховый платок. – Ты уж поосторожней там, Матвей, не ввязывайся в драку.
– Я буду осторожен, – пообещал Матвей, целуя ей руку.
На работу он ехал медленно, обдумывая свои дальнейшие шаги, но мыслить свободно мешала память, которая болезненно возвращала в прошлое, прокручивая слова, сказанные когда-то Монархом Тьмы: «Ты приносишь несчастье всем, кого любишь, с кем дружишь и к кому привязан…» Как оказалось, слова Конкере имели тенденцию сбываться, и это означало, что в ближайшее время следовало пересмотреть свои принципы, освободиться от привязанностей и жить одному… как Горшин! В принципе Тарас жил один много лет, посвятив себя одному делу – мести. Но вряд ли он хотел так жить…
Президент «Рюрика» выглядел, как и всегда, элегантно, уверенно, и общаться с ним было приятно. Матвею он обрадовался, но тот поспешил вылить ему на голову ушат холодной воды:
– Сергей Сергеевич, я должен уехать.
– Что такое? Надолго? – Афонин не сел за стол, а остался стоять рядом. – На неделю, две?
– Боюсь, что гораздо больше. Может быть, навсегда.
– Что случилось? – На лицо президента легла тень.
– Так складываются обстоятельства. Вот сдам дела заму, поговорю с ребятами и… в общем, увольняйте.
– Может, зарплата не подходит? Скажи, сколько надо.
– Нет. – Матвей поколебался немного, но правды сказать шефу не мог. – Я буду неподалеку, в столице, так что, если понадобится моя помощь, приеду.
– Понимаю. – Афонин погрустнел. – Уходят умные и добрые люди, остаются… не очень умные и не очень добрые.
– Это я-то добрый? – слабо улыбнулся Матвей.
– Все больше убеждаюсь, что умных и добрых мало, – продолжал Сергей Сергеевич. – Все больше умных и злых, а еще больше – злых, трусливых, жестоких дураков, работать с которыми – значит не уважать себя. А ведь приходится… Ладно, решай свои проблемы, – оборвал он себя. – Жаль терять такого работника, да что поделаешь. Ты ведь не передумаешь?
– Мне тоже жаль расставаться, – искренне ответил Матвей. – Но все еще может повернуться иначе, тем более если Дума и президент сойдутся во мнении перенести все-таки столицу из Москвы не в сибирь, а в Рязань.
Афонин рассмеялся.
– Блестящая перспектива! Но, как сказал бы Лихтенберг: президент не настолько умен, чтобы обезуметь. Зайди через десять минут в бухгалтерию, получи расчет и премию, я распоряжусь.