– Я не предлагаю протекцию. Я предлагаю просто… – Но она мягко перебила:
– Сашенька, спасибо тебе, но не нужно. Я должна сама ему доказать. Сама!
И это мне понравилось. Честно говоря, на месте Ольги я вела бы себя так же.
Мне вдруг стало жаль ее. За время нашего общения я успела сделать определенные выводы и немного узнать и понять эту девушку. Работа на кафедре была для Ольги мечтой, которая теперь повисла на волоске. Характер Нарбуса был притчей во языцех – Валентин Станиславович, как говорится, имел хорошую память и часто злился, хотя так-то не был злопамятным. Следовательно, рассчитывать на его благосклонность Ольга теперь вряд ли могла, коль замахнулась на святое – любимую дочь доцента. Странное дело – о пристрастии белокурой Стаськи к игровым автоматам знали многие, даже я собственными глазами несколько раз видела ее выходящей из небольшого зальчика неподалеку от академии, а сам отец каким-то непостижимым образом пребывал в блаженном неведении. Или родители так слепы в отношении собственных чад? Ведь и мой папа почти до самой смерти брата Семена не подозревал о его гомосексуальных наклонностях. Наверное, так и есть – мы охотно видим недостатки в ком-то, упорно закрывая при этом глаза на то, что творится с нашими близкими. Или просто не желаем этого знать.
Мне очень хотелось помочь Ольге, но пока я даже приблизительно не представляла, как это сделать. Как-то уж слишком много неприятностей свалилось на мою голову в один момент. Если бы рядом был муж, то, безусловно, было бы в разы легче, но, увы, сейчас именно сам Сашка являлся основным источником моей головной боли. Папа как раз недавно позвонил, поинтересовался его делами – Соня, видимо, рассказала о «командировке», но, разумеется, мой отец был не из тех, кто верил в подобные сказки. Что тут думать – я приехала рано утром, наскоро сунула ребенка домработнице, не зашла к родителю, чего за мной не водилось, а потом и вовсе отключила телефон. Мне удалось кое-как отговориться и успокоить папу, но ведь ясно же, что это ненадолго.
Сумбур в голове доводил до отчаяния, хотелось заплакать, но расслабляться на глазах у Ольги я не хотела, а потому потянулась к чайнику с заваркой, который не смогла удержать в задрожавшей вдруг руке и уронила на пол.
Огромная коричневая лужа растеклась по бежевому кафельному полу, я мгновенно переключилась на нее, захлопотала, собирая осколки, но Ольга, спрыгнув с табурета, заставила меня отвлечься:
– Погоди минутку, лужа не утечет.
– Ну?
– Саш… а у тебя самой точно все в порядке?
И тут я неожиданно для себя вдруг разговорилась. Рассказала Ольге обо всем – о пропаже меча, об аресте Акелы по нелепому обвинению. Когда я замолчала, Паршинцева, опустив глаза, вдруг пробормотала:
– Неужели это правда?
– Ты мне не веришь? – изумилась я.
– Ты мне не веришь? – Саша смотрела изумленно, глаза ее светились чуть ли не гневом – видимо, она не привыкла, чтобы ее слово подвергалось сомнению.
Ольга молчала. Внутри у нее было пусто и холодно. Похоже, она в своих подозрениях оказалась права, и Карепанов неожиданно решил прислушаться. Все сходилось: характер повреждений на трупах, социальный статус жертв, пропавшие головы – все это говорило о том, что убийцей был человек, хорошо знакомый с кодексом самурая и владеющий не только техникой боя на мечах, но и самими мечами. И Сайгачев вполне подходил под это определение. Даже слишком – полон дом оружия, замкнутый образ жизни, странный для обывателя уклад, нелюдимый тяжелый характер. Но что-то все-таки заставляло Ольгу думать, что Александр Михайлович здесь ни при чем. И всплыла еще Сашина фраза о пропавшем мече. Хотя, если допустить, что Сайгачев убийца, то этот меч он сам мог запросто спрятать где-то.
«Бедная Сашка – как же она теперь будет? Ведь если это он, его надолго посадят. А у них ведь ребенок. И как она будет жить здесь, если станет известно, что ее муж – убийца? А ведь это сразу станет известно… Да ее местные кумушки – а таких в каждом доме штук пять имеется – живьем съедят… Хотя Сашка не слабая, она за себя постоять-то сможет, не будет молчать и плакать».
Собственные проблемы с интернатурой и диссертацией сразу ушли на второй план. Ольга почему-то вдруг снова увидела в Саше обиженную маленькую сестренку, которую ей всегда хотелось иметь. И теперь она испытала потребность оградить Александру от грядущих неприятностей. Верить в то, что ее муж мог так хладнокровно убивать безоружных и не представляющих опасности бомжей, Ольга не желала. Но в конце концов, даже если допустить, что это правда, Сашка с Сонечкой тут все равно ни при чем. И они нуждаются в помощи.
– Саш, ну разберутся же, – успокаивающе произнесла она. – В конце концов, зачем тогда следствие?
Ей очень хотелось рассказать Саше о том, что она сама знала по делу об убитых бомжах, но Ольга понимала, что делать этого никак нельзя. Саша решит, что она специально втерлась в их семью, чтобы получить какую-то информацию. И кто знает, поверит ли она объяснениям, сможет ли понять Ольгины мотивы. Ведь даже сейчас в голове у Паршинцевой скреблась как мышка мысль о том, что теоретически Сайгачев может быть виновен в этих убийствах.
После Ольгиных слов о том, что «следствие разберется», мне стало совсем тоскливо. Уж кто-кто, а я доподлинно знала, как бывает… Но не рассказывать же Ольге о том, что я знаю. Поэтому я только вздохнула:
– Ты чай пей, что-то лицо у тебя красное совсем, не заболела? – Дотянувшись ладонью до ее лба, как обычно проверяла температуру у Сони, я ощутила, как пылает кожа. – Оль, давай-ка градусник поставим, не нравишься ты мне. Идем.
Я заставила ее подчиниться и пойти за мной в Сонину комнату, уложила там на кровать и сунула под мышку термометр.
– Ты полежи, отдохни, все равно ведь никуда не торопишься? Я так понимаю, радовать маму сюрпризом до праздника не станешь? – Я укрыла Паршинцеву, свернувшуюся в клубок, теплым мягким пледом и присела на край кровати.
Ольга благодарно улыбнулась:
– Я тебя не очень стесню сегодня? Не хочу маму огорчать, она так переживает…
– Ну, так позвони, скажи, что переночуешь у подруги, после работы, мол, с кафедры прямо и поедешь.
– Д-да, я только… посплю чуть-чуть… и сразу… – забормотала она, закрывая глаза.
– Конечно, поспи. Я сейчас одна.
Закрыв дверь в детскую, я побрела в собственную спальню. Машинально начала разбирать вещи в большом шкафу, хотя там и так все было в идеальном порядке. Внезапно рука нащупала что-то кожаное, похожее на футляр. Я потянула находку к себе и с удивлением обнаружила в небольшом чехле собственные ключи от мотоцикла. Странно, мне казалось, что Сашка носит их на своей связке – он ведь категорически запретил мне приближаться к байку. Разглядывая находку, я чувствовала, как в душе что-то зашевелилось, что-то тревожное, но имеющее огромное значение для меня, для Акелы. Да, точно… Ключи! Галя сказала, что так и не нашла ключи от нашей квартиры. Не нашла… а точно помнила, что они были всегда в сумке. В последний раз она пользовалась ими достаточно давно, несколько раз приходила, когда я была дома и отпирала ей двери сама. Следовательно, ключи пропали сто лет назад. И вот здесь могла быть разгадка исчезновения меча! А мне теперь позарез нужен Никита – мой бывший телохранитель и наперсник в тех делах, которые я хотела скрыть от отца и мужа. Никита, так здорово помогавший мне в решении некоторых вопросов… Удивительно, что я раньше не подумала о нем!