– Сто раз тебе говорил – возьми мою машину, я все равно не езжу, мне некогда и некуда, – продолжал Никита, – но ты ж у нас бедный, но гордый!
– Я вот на вас смотрю и просто диву даюсь – ну какие вы, на фиг, близнецы? – вклинилась я. – Мало того, что ростом совершенно разные, так еще и собачитесь как неродные! Я вот со своими покойными братцами так не общалась.
Савва и Никита расхохотались.
– А вы вот попробуйте на кого-то из нас в отдельности наехать! – посоветовал Никита. – Сразу поймете, что такое близнецы.
– Поверю на слово, – улыбнулась я. – А вообще – холодно, между прочим, и чего мы стоим тут в чистом поле, вдыхая ароматы нечистот? Может, прокатимся куда?
Савва согласно кивнул, а Никита только махнул рукой:
– Ты что думаешь, она просто так предлагает? Нет, братик, у нас в багажнике отдыхает винтовочка «СВД», по которой руки Александры Ефимовны стосковались, как у моряка по штурвалу. Не стреляла она давно, вишь ли!
Я рассмеялась. Никита был абсолютно прав – зря, что ли, я успела ему шепотом сказать, чтобы кинул винтовку в чехле в багажник, когда папа не будет этого видеть? Мне на самом деле очень хотелось пострелять, до зуда в пальцах, я так давно не делала этого. Но если пистолет у меня отнять Акела не решился, то вот на винтовку было наложено строжайшее табу. Сейчас, когда я вышла из-под контроля, и это стало можно. К тому же стрельба и полная концентрация на ней позволяли мне на время отрешиться от всего, что происходило вокруг. Завтра, например, мой день рождения – а я не хочу думать об этом, не хочу поздравлений, подарков, ничего вообще не хочу, потому что это будет мой первый день рождения без мужа. А без Акелы мне никаких праздников не хотелось.
Мы приехали к давно уже заброшенному песчаному карьеру, где папа много лет назад впервые дал мне в руки настоящий пистолет. Однако спускаться вниз по крутому заснеженному обрыву не стали – Никита категорически заявил, что в его планы никак не вписывается последующее за этим восхождение, да и мне он тоже не позволит практиковаться в альпинизме.
– Ничего, мишень можно укрепить и здесь, совершенно необязательно такие пируэты исполнять. Вы вниз-то гляньте – как потом обратно забираться?
Резон был. Если летом, по песку, это еще представлялось возможным, то сейчас, по снегу, да еще непонятно, какой толщины, совершенно не хотелось испытывать судьбу.
– Ладно, давай тут где-нибудь повесим, – со вздохом согласилась я.
Пока Савва отыскивал место для мишени, а Никита доставал из багажника туристический коврик и кусок медвежьей шкуры, чтобы постелить мне на землю, я бережно распаковала винтовку, привычно осмотрела оптику и поразилась – ну надо же, даже теми же самыми жестами все это делаю, как будто и не было двух лет, за которые я ни разу не прикоснулась к оружию.
Когда все было готово, я улеглась на шкуру, устроила винтовку удобнее, прижала глаз к резинке прицела. Черт возьми, как же здорово… Я чувствовала, как внутри все дрожит от предвкушения, как тело наливается привычной, но чуть подзабытой энергией, как фокусируется внимание и зрение. Нет, я так и не забыла всего, что умела и знала, – это невозможно забыть.
Заставляя Никиту устанавливать в качестве мишени все более мелкие предметы, я получала удовольствие от стрельбы, от собственной меткости, даже мороза не чувствовала, хотя Никита с Савкой по очереди бегали в машину греться. Мне же было так жарко, словно я лежала не на снегу, а на песке где-нибудь в Арабских Эмиратах, например, даже пар от меня валил.
– Не наигрались еще? – недовольно буркнул телохранитель, в очередной раз меняя предмет на мишени.
– А что? Вы устали-замерзли-проголодались?
– Нет, но надо бы о деле поговорить да домой ехать – время-то уже позднее.
Надо же – я настолько увлеклась стрельбой, что не заметила, как Никита включил фары, чтобы хоть немного подсветить место. С сожалением поднявшись на ноги, я вздохнула:
– Да, пожалуй, ты прав. Надо еще в город смотаться – что-то взять для отвода глаз. Поехали, по дороге и поговорим.
По дороге и поговорили. Савва тоже уцепился за версию о школе единоборств, но меня что-то в этом все-таки смущало. Ну, не верилось, что кто-то вообще способен хранить зло или обиду такой долгий срок, а потом продумать и привести в исполнение настолько изощренный план мести. Это никак не поддавалось моему пониманию и логике, но братья считали иначе.
– А почему нет-то? – горячился Никита, яростно защищая свою версию. – Думаете, не бывает обид, которые до смерти помнятся?
– Бывают. Но помнятся – а не отмщаются таким вот образом через сто лет!
– Ой, Александра Ефимовна, вы как маленькая! Да бывает, что человек другому так насолил, что и на смертном одре такое не прощают!
– Ну, и чего такого должен был сделать кому-то Акела, да еще в ранней юности, чтобы это настолько сильно зацепило? – осведомилась я, закуривая. – Младенца съесть на глазах? Ты думай, о ком говоришь-то!
Никита умолк, но тут же подключился Савва, и я поняла, что с этими двумя мне в одиночку точно не совладать.
– Да дело не в младенцах и не в персоне Акелы конкретно. Дело в каком-то поступке, действии, словах каких-то. Может, он девушку любимую увел у кого-то!
– Ага, щас! – скривилась я, потому что эта мысль была мне жутко неприятна – я привыкла считать себя единственной женщиной в жизни Акелы, как будто до меня у него вообще не существовало прошлого.
– А почему нет? – не отлипал Савва. – Он же не всегда такой был… ну, в смысле – с ожогом и без глаза…
– С семнадцати лет! – отрезала я. – Еще идеи будут?
– И все-таки я туда поеду, – упрямо заявил Савва. – Даже если это будет безрезультатно, все равно кое-что мы узнаем. Или сможем отмести, как проверенное и неподходящее.
– Ой, да делай ты что хочешь! – отмахнулась я, поняв, что никак не смогу убедить настырных братцев в их неправоте. – Деньги я тебе в городе выдам, у меня только карточка с собой. В банкомат нужно.
А дома у меня кто-то был…
Я почувствовала это мгновенно, едва вошла. Бывает такое ощущение, что что-то не так, не так, как ты оставила, не так, как было. Даже воздух был каким-то чужим – воздух моей собственной квартиры!
Я замерла на пороге, боясь сделать шаг, а в спину мне ткнулся Никита, едва не сметя с ног.
– В чем дело?
– Тихо! – прошептала я, подняв руку вверх. – Тихо, Никита…
Той же спиной я почувствовала, как мгновенно напряглись мышцы моего телохранителя, как он весь подобрался, словно гончая, учуявшая зайца.
– Отойдите! – приказал он чуть слышно, и я сделала шаг в сторону, впуская Никиту в квартиру.
Сжимая в согнутых руках пистолет, Никита абсолютно бесшумно двигался по квартире, а я завороженно наблюдала за ним. Он был прекрасен, как какое-то дикое животное, готовое первым кинуться в атаку или отразить любое нападение.