— Алло, а Ядворскую можно? Наталью Петровну?.. — долистала я записную книжку. Что бы нашему парторгу подарить такого? Может, пепельницу-черепашку? Она курила всегда много, даже сахарные талоны на табачные выменивала. — А когда вернется, не подскажете?
В восьмом часу. Она теперь гардеробщицей в детской поликлинике работает, там в семь тридцать рабочий день кончается. Ну и хорошо. Пусть еще немного будет думать, что я жива. Или ей лучше портсигар с чеканкой и надписью «Привет из Трускавца»? Надо подумать.
— Беда пришла туда,
Где можно без труда
Достать…
— Дуська! — Фоня приоткрыл один глаз и снова к стенке буфета привалился. Будто в электричке задремал. Может, и вправду дремал, ему всю ночь в клубе стены подпирать, оберегая молодых прожигателей жизни от наркотической заразы.
Евдокия просьбу уважила, начала трещать:
— Ты представляешь, Зинка в какой-то скупке свое кольцо обручальное откопала. Еще от князя Коки, с голубым алмазом.
Зиночка родилась-то княжной Зубковской, мама, правда, мирская была, хоть и из благородных. Потому и «бижу» с камнями у нее не переводились никогда. Не для себя, вестимо, а на черный день.
— И чего?
— Изъяла под протокол, естественно.
— А зачем? Нам же камни…
— На память. Она его тогда в Ленинграде на две буханки хлеба обменяла. — Жека отложила велюровую тряпочку, оглядела фарфорового кузнеца. Дыхнула на него, как надо, чтобы обновить позолоту. Потом закурила.
Я перебралась от телефона к столу, придвинула к себе пару безделушек. Дело пошло быстрее.
— Девчонки, вы ж их штампуете, как снаряды по нормативу. По двести двадцать процентов за смену, а на выходе сплошной брак, — вмешался Фоня.
— Умный нашелся тоже. Сидит, командует, а мы тут с Ленкой… Иди да помоги, ОТК ходячее.
Фоня помог. Все вещички простучал, добавляя к порядку трезвый образ жизни. Ему, кокаинщику-морфинисту бывшему, такая работа особо хорошо удавалась.
— Дусь, ты представляешь, — затарахтела вдруг я, — мне мама сегодня позвонила. Сама!
Жека удивилась: мамуля меня с прошлой жизни не видела, с обновлением не поздравила, в Инкубатор не звонила. Видимо, все злилась, что я Ростику квартиру не отдала. А тут вот, пожалуйста.
— И чего она хотела?
— С зимним солнцем поздравить. Ну вроде как.
— Так оно завтра. Старый специально Гуньке экзаменовку на этот день поставил, чтобы отметить потом нормально… — оживилась Жека. Фоня молчал: только фигурки в пальцах вертел, прощупывая следы старых владельцев и борясь с алкоголизмом через заговоры.
— Ну… ей за такими мелочами недосуг следить. Сразу мне залепила: «Ты представляешь, Ростик Фонтанщиком заделался, ужас-то какой! Это все ты, Леночка, виновата, что ты ему перед отъездом наговорила?»
Мамин голос я подделала неважнецки, но Евдокия пропустила это мимо ушей. Уж больно новость странная: у нас в Фонтанщики самые малоопытные идут, а Ростислав вторую сотню скоро разменяет. Сезонная работа — монетки из городских водоемов считывать. Серьезные желания регистрировать, мелкие выполнять. Такое иногда ученикам поручают, вроде как в наказание, уж больно мороки много.
— А где он зимой фонтаны найдет? — буркнул Фоня, отцепляясь от наушника. — В ГУМе, что ли?
— Еще в «Охотном Ряду» есть, в деловых центрах разных, в гостиницах… И охота ему с этим геморроиться? Не понимаю. — Жека повернулась на коридорный шелест.
Удостоверилась, что это Клаксон вокруг абажура улегся поудобнее, и дальше замелькала пальцами и языком.
А я даже пожаловаться толком не смогла на мамино невнимание. Самой интересно стало, где зимой Фонтанщик себе работу найдет. Если только в новогоднюю ночь мобилизуется, там-то мы все работаем на изготовку. А так… У нас переквалификация на зиму идет, только Мартын, который Фонтанщиками заведует, в холодное время года в метро дежурит. Овчаркам на «Площади Революции» носы и уши щупает. Там ведь тоже разное на удачу желают. Ленинградцам-то в этом плане легче: у них даже те, кто летом в Петродворце на фонтанах пасется, зимой львов, грифонов и сфинксов обходят. Но у них и Мостовые работу работают, а не то что у нас. А тут… Хотя назло нашей мамуле не то что в Фонтанщики — в Попутчики убежишь, на железную дорогу. Тоже редкая специализация, мало кто вечной жизнью соседа по купе пробавляется, никаких нервов и печени не хватит. Мужская работа.
— Заело парня… — непонятно отозвался Фоня. На часы настенные посмотрел: — Девочки, а не пора ли нам солнышко проводить, а?
— Не пора, — ответила я. Знаю я, как они провожают, у меня бутылка коньяка всего одна, а Евдокии на работу потом. В таком-то состоянии.
— Немножко уже осталось, Афонь. В пятнадцать пятьдесят восемь заход, — утешила его Жека. Ей не столько выпить хотелось, сколько поесть. У нас на солнцестояние принято себя в строгости держать, не то чтобы поститься, но как-то так. Любовные утехи, например, лучше не надо. Ну мне-то такое сейчас не сдалось, а Евдокия, кажется, недовольна. Забурчала опять с середины песни:
— Один гигант француз
С козырной кличкой Туз
Уж начал было Мэри обнимать.
Они пришли туда,
Где можно без труда
Найти дешевых женщин и любовь…
— Не так поешь, — крякнул Афанасий, — все спутала, непутевая.
Жека отмахнулась, Фоня выдохнул и подтянул густым, корабельно-штурманским басом, хотя моряком не был ни в одной жизни. Красиво у них на два голоса вышло. Прям как картинка сложилась — про драку в таверне. Интересно, а в «Марселе», на стоянке, когда в Гунечку стреляли, похоже было? Надо об этом Дорку порасспрашивать, она хорошо такие вещи рассказыва…ла.
Клаксон курлыкнул из коридора, прошуршал крыльями, описывая круг над нашим забарахленным столом.
— Афонь, надо Ленке в коридоре абажур укрепить, а то ее кот несчастный там разнесет все на фиг.
— Ну давай, что ли, — Фоня покосился на часы. — Порежь там пока, чего есть. Сыра, булки белой. Лен, чего у тебя есть?
— Конфеты вроде. Съешьте их все, ладно?
И клеши новые,
Полуметровые,
Навеки залила густая кровь…
* * *
— Ну что, девоньки, с новым солнышком вас, что ли? Так получается?
— Получается, — кивнула я. Будь моя воля, я б с третьего тоста начала, за Дорку. Который «…помним». Тяжелый он…
Чем больше жизней живешь — тем дольше молчание длится. Сколько наших в памяти перебрать надо за это время. Ни пальцев не хватит, ни бусин стеклярусных. Мирские барышни бусики на торжественные праздники так надевают, полюбоваться, а у нас они вроде веревочки с узелками. Ну по крайней мере помогают не забыть. У Евдокии вон сейчас на шее сразу три висюльки болтаются, надо бы одну одолжить, не хочу я в комнату идти.