— Хорошо, я подумаю. А вот и наш счет.
Схимник молча выложил кредитку. На соседнем стуле начал потихоньку ворочаться и потягиваться Спицын. Компания бывших Схимниковых одноклассников все так же сосредоточенно веселилась, делая вид, что их начальство находится с ними. По соседству Жека в пятый или в седьмой раз гоняла официанта, сомневаясь в своем выборе десерта.
Часы над барной стойкой отбили семь ударов вместо полагающихся двенадцати и притормозили.
— Ну вот что, Андрей. — Старый сгреб в карман использованные пуговицы. — Так сказать, в благодарность за ваш хлеб-соль. В подтверждение моих в отношении вас, Сонечка, намерений… и, скажем так, в качестве моральной компенсации Вениамину Васильевичу… ну за испорченный вечер, не больше… Предлагаю вам всем задать мне по одному вопросу.
— Это обязательно? — чуть смутился Схимник.
— Это желательно. Вениамин, я вас сразу предупреждаю, будущее я не озвучиваю.
— Скажите пожалуйста, — не раздумывая, спросила Соня, — а допустим… Михаил Афанасьевич… Он ведь тоже ваш… — Она запнулась, заглатывая четко видное слово «человек», и заменила его более размытым: —…Сотрудник?
Вопрос вроде бы был адресован мне, но я замешкалась, перебирая в памяти всех знакомых мне Михаилов, Матвеев, Максимов, Мирославов, Марков и Миронов — шут его знает, как могли изначально звать неведомого мне мужчину.
— Нет, солнышко, — очень печально отозвалась Зина. — Он мирским был. Хороший мальчик, но уж совсем мирской, там ничего поделать было нельзя. Евка, бедная, с ним билась-билась, чтобы он в нашу жизнь не лез… А-а! — Зинаида досадливо махнула рукой, отгоняя неприятные воспоминания о серьезной супружеской ошибке ее когдатошней приятельницы Евы. Я эту историю раньше помнила очень хорошо, но у меня с тех пор уже прошли две жизни.
— Жалко, — разочарованно выдохнула Соня.
— А как вы нас называете? — Аккуратно разбуженный Спицын честно дождался своей очереди.
— Вениамин Васильевич, ну неужели вы думаете, что мы зовем вас «подопытными кроликами»? Вы мирские.
— Как, простите? — по-настоящему изумился Спицын. — Церковное, однако, слово.
— Можно и так, — посуровел Старый. — Андрюша, голубчик, а может, вы мне что интересного скажете?
«Голубчик» сщипывал с манжеты свитера дорогостоящую пушинку, а оттого среагировал не сразу.
Но уж потом… такое спросил, что я аж хихикнула от неожиданности. Да и остальные удивились.
— Вам никогда не хотелось стать мирским?
— Хотелось, — абсолютно серьезно ответил Старый. — Только это, Андрюша, как у вас принято выражаться… не по понятиям.
— Нельзя уходить с поста? — понимающе кивнул Схимник.
Савва Севастьянович неопределенно пожал плечами.
— А может, вы просто властью не наелись? — очень спокойно предположила Соня. Все-таки странно, что кто-то может разговаривать со Старым про наши дела и при этом… ну не соблюдать субординацию. Не бояться его, если уж точно.
— А это, Сонечка, уже четвертый вопрос. Так сказать, лишний.
Вопросы были зряшные. Я этому не сильно удивилась. И без того понятно, что мы с нашими оппонентами видимся явно не в последний раз. Сегодня, судя по всему, у нас так… дегустация была, легкая закуска перед началом довольно страшненького пиршества. Вот потому наши визави и болтают о всякой чепухе, нагуливают себе аппетиты.
К вопросу об аппетитах, кстати: после того как официант возвратил Схимнику кредитку, тот вложил в кожаный конвертик такие чаевые, что мне стало неудобно и немного завидно. Может, и мне в официантки податься, пока я молодая и легкая? И деньги не за ведьмовское дело пойдут, и проблемы с мирских считывать удобно. Ага, Лилька, разлетелась… про Несоответствие забыла или как? Впрочем, официанткой и просто так работать можно, хотя и мучительно: когда видишь чужую беду, а развести не можешь, это такая тоска на самом деле. Будто эта же самая беда, только в три раза сильнее, тебя саму точит, или будто у тебя в руках новорожденная зверушка погибает.
— Ну что, — Схимник оглядел стол, — господа, так сказать, мирские, уходим.
Троица синхронно посмотрела на Старого, будто была готова к тому, что он им запретит вылезать из-за стола. Но Савва Севастьянович улыбнулся:
— Тут вы не ошиблись, Андрюша. Мирские всегда уходят первыми.
5
— Алло, алло! — Старый кашлял сквозь телефонные помехи. Я еще порадовалась, что сегодня вечер не сильно праздничный: завтра Савва Севастьянович в это время уже не прозвонился бы. Хотя… это по ощущениям мы всю ночь в переговорах провели, а на самом-то деле еще часа ночи нет, метро работает.
Старый так Сене и сказал про это самое метро. А потом начал в телефон гудеть, успокоительно и строго, — до Гуньки дозвонился.
— Результативно все получилось. А у тебя что? А операционный блок с балкона не фонит разве? А ты проверь. Как следует. Потом мне депешу на телефон пришлешь. А на территории что слышно? А кроме фейерверка? Та-ак, это ты молодец. Все, мой хороший… Спать иди. Ну вот так и иди. Сигнал есть такой — «отбой тревоги». Приказано выполнять. Вот. И тебе удачной ночи. Пардон, спокойной. Кошку воспитал? Ну тогда тем более молодец, операционный блок прослушай и иди спи.
— Алкашню прямо с балкона почистил, — скромно похвастался Старый. — Они на той стороне дома гудели, а Гуня уловил и на месте справился, молодец. У него рука плохо берет, но ведь получилось.
— Умница какая, — похвалила Гуньку Зинаида.
Я запомнила на всякий случай: если Савва Севастьянович этот комплиментец забудет, сама Гунечке его озвучу. Ну вот прям завтра, когда насчет Клаксона договариваться буду. Я со всей этой мишурой крылатика почти запустила, а надо бы озаботиться воспитанием. Пусть его Гунечка на днях обмяучит как следует: и про штору в ванной, и про расписные тарелки на стенах. А то…
— Афанасий, где там у тебя права были, ты говоришь? — Старый дождался, когда Фоня нас всех вперед пропустит и сам из этого шалмана выйдет.
Семен, кстати, тоже за правами полез, хоть его никто вроде и не спрашивал. Или я опять что-то важное проглядела?
Ну так и есть: Савва Севастьянович сейчас фотоизображения на документах местами менял. Я ему под локоть поглядывала, чтобы на Сеню лишний раз не смотреть. Жест-то для меня привычный, а смысл в нем совсем иной, не тот, что раньше был. Раньше я кусочек от чужого мирского счастья своровать пыталась, а теперь вот не хотела себя обнаруживать. Сейчас, когда все закончилось, сразу жить захотелось. Залпом! А Семен выглядит так, будто все переговоры ему еще только предстоят.
Я почти угадала. Как Старый Фонину физиономию на Семеновы права прилепил и подождал, когда Сенино изображение на бумагах Афанасия приживется, так сразу и заговорил. Мы-то все это время молчали, курили. Даже я пару затяжек сделала. А Жека отказалась — она, оказывается, пачку с лишним уговорила в ходе наших дипломатических изысков. Теперь вот стояла, свежим воздухом затягивалась через кашель, мешая слушать Старого.