– Щас! – заверила меня женщина и хлопнула в ладоши.
Откуда-то, будто чертики из табакерки, нарисовались трое крепких мужичков в длинных полосатых халатах и таких же широких бурнусах и тюрбанах, как и у женщины, только головные уборы чуть уступали качеством ткани и были не столь яркими. Троица хищно застыла, ожидая приказаний и лениво похлестывая нагайками по отворотам узких сапог.
– Отведите нашу гостью на женскую половину. Скажете служанке определить гостью в комнату ожидания, – озвучила решение старуха. Злорадно уронила: – Приедет хозяин и разберется, кому куда надо!
– А когда он приедет? – пискнула я, расширенными глазами наблюдая за приближением исполнительных слуг.
– Скоро, всего лишь через неделю, – поведали мне. – А пока под замком посидишь… пообвыкнешься. Да и работы у меня много, помощница нужна.
Невзирая на окружающую невыносимую жару, меня продрал озноб.
Поглядев на крайне недружественную компанию, я сдалась без боя и позволила отвести себя в средних размеров комнату. Там меня встретили железными решетками узкие окна и дверь, обитая железом и оснащенная замками с внешней стороны. На подоконнике одиноко стоял в тазике щербатый кувшин с водой. «Удобства» в виде ночного горшка светили белым фарфором из-под кровати. Ничего ж себе комната для гостей! Скорее, камера предварительного заключения!
Аскетическое убранство комнаты составляли две узкие кровати, низкий столик, штуки три подушки, раскиданные по полу, и пыточное устройство. По-другому назвать деревянный станок с колесом и кучей выступающих частей язык не поворачивался.
– Вы за это ответите! – от бессилия пригрозила я, бешено просчитывая в мозгу варианты спасения себя любимой.
Варианты, как назло, всплывали крайне неподходящие или слишком фантастические. По крайней мере, возможность распилить обычной пилочкой для ногтей решетку я отвергла сразу: нежно лелеемую стеклянную пилочку было жалко, дополнительного средства для успокоения женских нервов из металла мне не предложили, а без этого на подвиги я была категорически не способна. Следующей отвергнутой идей был подкоп. Если даже оставить в стороне вопрос разборки дощатого пола, то куда и главное – чем копать, мне пока было непонятно, а значит, прожект переводился в категорию мартышкиного труда. А бездарный труд я не уважала.
Усевшись на одной из кроватей и сиротливо прижимая к сердцу торбочку с немудреным имуществом, я размышляла о превратностях судьбы, горестно подумывая о том, что если мне не удастся смыться до приезда хозяина дома, то не постигнет ли меня участь несчастной лошадки с портрета.
Меня невежливо прервали. В комнату без стука притащилась давешняя тетка, сопровождаемая парочкой холуев, нагруженных чем-то темно-желтым, пушистым и крайне вонючим.
– Чтоб ты, низкорожденная, не сидела впредь без дела… – затянула держиморда восточного образца долгую паузу. – Вот тебе первое задание: спряди эту пряжу.
– Как вас, простите, зовут? – задала я вопрос, интересуясь не столько именем эксплуататорши, сколько ведомая желанием хоть как-то обозначить наши неустановленные отношения.
Дама подбоченилась и выдала:
– Кланяйся и трепещи! Перед тобой первая и единственная супруга уважаемого Ваз-Заз-Ярис-Тофас-Киа-Аро-оглы, многоуважаемая Клеопатра-Мессалина-Аспазия-Феодора-Туллия!
По мере перечисления имен у меня в голове один за другим всплывали светлые образы незабвенных античных куртизанок. Назрел законный вопрос: чем же эта дамочка сумела так отличиться и кому так досадила, что ее наградили подобным списком?
– Вы знаете, мне будет очень сложно запомнить ваши изумительно красивые имена, – подлила елея. – Вы мне их не запишете?
– Вот молодежь беспамятная пошла! – возмутилась Клепа. – В мою моло… раньше с лету все запоминали. Ладно, напишу для невежд, а ты пока трудись!
– Спасибо, – поблагодарила я. Задала следующий вопрос: – А что мне надо делать с этой немного подванивающей кучей? Постирать?
– Сплести пряжу, – ответствовала хозяйка дома, копаясь в бездонных карманах одеяния и вытаскивая один клочок бумажки за другим, бормоча под нос: – Так… здесь титулы начальника базара, это – имена жены начальника базара, здесь – тещи пятой жены начальника базара… А, вот оно! – Мне всучили помятую шпаргалку с детскими каракулями, на которой было нацарапано: «КлИопаДлаМИСалинаАспаСияФИоТоравДуЛия».
– Уважаемая старшая жена, простите мое вопиющее невежество, но я даже не представляю себе, как это делается, – крутила я в руках сомнительную цидулку и старалась не заржать на «клиопадлу».
– У-у-у, р-растяпа! – охарактеризовала меня «Вдулия». – И откуда у нонешней молодежи руки растут, помилуй меня Демиурги?
– Из плеч, – пожала я этими самыми плечами. – Меня совсем другому дома учили…
– По чужим мужьям шастать и в гаремы напрашиваться, о порождение змеи? – желчно поинтересовалась единственная супруга бочонка с салом, вытаскивая на середину комнаты станок для пыток. – Гляди, о глупая дочь лысого брадобрея… Берешь вот это, вставляешь сюда, крутишь ногой, ссучиваешь нитку, наматываешь на веретено. Понятно?
– Нет, – честно призналась я, с интересом рассматривая, как плодотворно труд действует на человека. – Можете еще повторить?
Допоказывались мы до того момента, когда закончилась пряжа. У Клепы так ловко получалось ее ссучить, стоило лишь сделать недоуменное лицо и продемонстрировать свою профнепригодность, вставляя по ходу дела лестные эпитеты в ее адрес!
Когда хозяйка обнаружила, что демонстрационный материал закончился, то вызвала помощников и приказала принести еще один мешок вонючего сырья, после чего мы продолжили: она показывать, а я «учиться». Меня эта ситуация только развлекала. Несколько раз Клепа пыталась настойчиво усадить нерадивую помощницу на свое место и припрячь к работе, но, тоскливо глядя на печальные результаты моего постижения народных ремесел, громко вздыхала и снова целеустремленно начинала преподавать трудную науку прядения.
Стремительно таял южный вечер, освещенный тусклым оранжевым огоньком масляной лампы, задумчивый и тревожный. Когда я в очередной раз подняла голову, глянув в окно, – на землю опустилась бархатная ночь. Из окна потянуло ароматами цветов и прохладой. Сад заволокло серебристым туманом. Индюки, куры и домашние животные давно затихли, только в соседнем переулке изредка коротко взлаивала заскучавшая от долгого дневного безделья шавка.
Спустя какое-то время учительница встала, с трудом разогнув поясницу и пробормотав:
– Тяжелое это дело, учить молодежь уму-разуму! – Кряхтя, она вышла за дверь, не забыв добавить: – Завтра продолжим!
– Всенепременно! – согласилась я, совершенно не собираясь у нее учиться.
Скромно перекусив ужином из куска ячменной лепешки, сыра и острого соуса и запив это удовольствие горячим чаем, я расположилась на ночлег. Кровать была узкой, а матрац – жестким и пыльным. Впрочем, в оправдание хозяйки могу заметить, что простыни были белоснежными, накрахмаленными и пахли свежестью.