– Ничего подобного, – возразил Говард.
– Отлично! – негодующе фыркнула Джоан, и у него возникло подозрение, что она искусственно подогревает в себе гнев, тем самым выстраивая некий эмоциональный барьер. – Потому что винить, по-моему, следует виски, которого осталось на донышке вон в той бутылке! – кивнула она на сосуд, стоящий возле пишущей машинки.
Говард искренне удивился.
– Ты в своем уме? – воскликнул он. – Я сделал один-единственный глоток!
– Хотелось бы верить.
– Это чистая правда! Я не алкоголик.
– Ведь еще нет и двенадцати часов! – укоризненно покачала Джоан головой.
– Эй, ты намерена рассказывать мне, что я должен делать?
Говард поднял было руку, чтобы взять Джоан за подбородок и повернуть лицом к себе, но вдруг замер, заметив, что она вся съежилась, словно ожидая удара.
Выражение прекрасных зеленовато-серых глаз полоснуло Говарда по сердцу, и он с мучительным стоном прижал Джоан к груди.
– Прости меня, – слетело с его губ. Одной рукой он поглаживал шелковистую макушку Джоан, другой – тонкую талию. – Солнышко, неужели ты до сих пор не поняла, что я никогда не обижу тебя?
В ответ Джоан пробормотала что-то невнятное, и Говард почувствовал, что рубашка на его груди увлажнилась. Джоан плакала, и он вдруг ощутил свое полное бессилие. Ему хотелось помочь этой молодой женщине, но в результате он только испортил налаживающиеся отношения.
– Джоан… – выдохнул Говард, зарываясь пальцами в ее волосы.
Она подняла лицо. В ее глазах дрожали слезы, но на губах появилась прощающая улыбка. Сердце Говарда едва не разорвалось на части – настолько трогательной, беззащитной и одновременно чувственной показалась ему Джоан в этот миг.
Знает ли она, что делает со мной? – вспыхнуло в мозгу Говарда. Конечно, знает!
Действительно, он прижал к себе Джоан настолько плотно, что она не могла не обратить внимания на его затвердевшую плоть. С ее губ слетел горячечный шепот:
– Говард…
Этого он не смог вынести. Поймав одну из двинувшихся к его лицу рук Джоан, он поднес ее к своим губам. Господи, как же он хочет ее!
Зрачки Джоан расширились, губы приоткрылись, и она провела по ним языком. Этот жест стал последней каплей, переполнивший чашу его терпения. Он взял лицо Джоан в ладони, наклонился и припал к ее рту.
Она ответила на поцелуй лишь с секундной заминкой. Ее тело стало податливым, движения чувственными.
Кровь забурлила в жилах Говарда, застучала в висках, разгоняя остатки благоразумия. Джоан легонько потерлась о Говарда всем телом, и он пожалел, что их до сих пор разделяет одежда.
Он скользнул ладонью по обнаженному участку кожи в просвете между майкой и поясом находившихся на Джоан джинсов. Искушение просунуть руку дальше и приласкать сжавшиеся соски было очень велико, однако он подавил его и стиснул округлые ягодицы Джоан.
Прижав ее к своему телу, Истмен обрек себя на сладкую, изысканную муку. Широко расставив ноги, он чуть приподнял Джоан и прошелся по ее плоскому животу своей отвердевшей, напряженно пульсирующей под брюками плотью.
С губ Джоан слетел тонкий, едва слышный звук, но Говард уловил его. В первое мгновение он решил, что по неосторожности причинил ей боль, но потом понял, что ошибся.
Взяв Джоан за плечи дрожащими руками, Говард каким-то чудом смог отодвинуть ее от себя. После чего, избегая прямого взгляда, он пробормотал извинения за то, что случилось.
Мысленно он ругал себя последними словами: надо было быть последним идиотом, чтобы вообразить, что и Джоан обуревают те же желания. Все это слишком далеко от истины, и подтверждением тому послужил слабый стон, который она издала несколько мгновений назад. Этот стон сказал Говарду: он занимается любовью с женщиной, не способной сказать «нет»…
– Ну почему ты не можешь остаться? – В глазах Элси заблестели слезы. – Мне не хочется, чтобы ты уезжала!
– Я тоже этого не хочу, – ответила Джоан, невольно задаваясь вопросом, разумно ли с ее стороны делать подобные заявления. С другой стороны, лгать ребенку нельзя. – Прости, золотце, но это была лишь временная работа.
– Но почему? – не сдавалась Элси. – Ты сама сказала, что тебе у нас нравится. Кроме того, ты пришлась по душе миссис Берд, не говоря уж обо мне. Даже папа тебя полюбил! Так ли?
С того памятного случая в кабинете прошло два дня, и за все время Говард едва ли обмолвился с Джоан парой слов. Вероятно, он сожалеет о случившемся тогда.
Джоан тоже сожалела, но совершенно по другой причине.
Впрочем, разве так уж достойно порицания ее сожаление, что Говард не завершил начатого? Неужели нельзя простить женщину за то, что впервые в ее несчастной жизни она осмелилась пожелать испытать радость, которую могло бы принести занятие любовью с настоящим мужчиной?
Но Говард меня не любит, грустно вздохнула Джоан. Наверное, есть во мне что-то такое, что не позволяет мужчинам увлечься мною всерьез.
А ведь она и впрямь поверила, что может стать здесь счастливой. И продолжалось это до того момента, когда Говард отстранил ее от себя в кабинете. Только тогда Джоан задумалась, не обманывается ли она. Потому что не дом и не работа создавали ощущение защищенности – только Говард.
– Когда ты уезжаешь? – грустно спросила Элси.
– Уж точно не сегодня, – улыбнулась Джоан девочке.
Они сидела в гостиной. Два часа назад Говард привез дочь из школы, и Джоан напоила девочку чаем на кухне. Говард же прямиком направился в кабинет.
– Может, прогуляемся? – предложила Элси.
Джоан удивленно взглянула на нее.
– Скоро ужин. А тебе ведь еще нужно сложить игрушки. Кроме того, ты, кажется, собиралась сегодня перемыть и протереть всю игрушечную посуду…
– Потом вымою. Когда ты уедешь.
Джоан вздохнула.
– Элси…
– Ну так мы пойдем на прогулку? Собак можно не брать, папа их уже выгуливал.
– Разве? – Джоан этого не знала. Вероятно, Говард сделал это ранним утром. Сама она встала в семь часов.
– В последнее время папа поднимается рано, – продолжила Элси. – Я больше не опаздываю в школу.
– Очень хорошо, – заметила Джоан, вставая с дивана. – Тебе это не нравилось, правда?
– Вообще-то мне было безразлично, – честно призналась девочка. – Все равно меня скоро отправят в интернат.
Джоан удивленно заморгала.
– В интернат? Кто тебе это сказал?
Элси на ходу пожала плечами, неся куклу и медведя в шкаф.