Марк резко сел.
— Но это же было вчера, до того, как…
— До секса? Ты считаешь, что это что-то меняет?
— Я надеялся, — очень тихо произнес Марк, — что теперь ты захочешь быть со мной. Когда мы нашли друг друга.
Она едва не закричала ему в лицо: только не в Париже! Никогда я не войду в твою пресловутую квартиру, не окажусь в кровати, где ты занимаешься сексом со своей любовницей.
— Но я буду с тобой, — возразила она вслух, — когда ты вернешься в Монтигл.
— Это может случиться не сразу, — сказал он, пристально глядя на Элен. — Тебя это не беспокоит?
— Ты можешь приезжать и уезжать, когда тебе захочется. Не мне вмешиваться в твою жизнь.
Холод в сердце заставил ее голос дрогнуть.
— Мне казалось, — сказал Марк с неожиданной сухостью, — что я дал тебе такое право. Или дело в том, что между нами стоит еще кто-то? Отвечай.
— По-моему, тебе это известно.
Когда Марк заговорил, его голос прозвучал почти как стон:
— Элен, ты глупо себя ведешь. Несмотря ни на что, наш брак может удаться, я это знаю. Ты не должна отравлять то, что возникает между нами.
Между нами, повторила про себя Элен. Никаких «нас» нет и не будет. Даже если Ангелина Валлон останется в прошлом, ее место займет еще кто-нибудь.
— Я не могу притворяться, — возразила она. — Это не входило в нашу договоренность. Так что я не еду с тобой в Париж. Но, конечно же, Монтигл и твой. Когда ты решишь появиться там, я буду готова… пойти на компромисс.
Ответ Марка словно хлестнул ее по лицу:
— Как этой ночью?
— Да, — решительно сказала Элен.
Марк пробормотал себе под нос что-то грубое, спрыгнул с кровати и принялся подбирать разбросанную по полу одежду. Но не сделал попытки одеться. Вместо этого он сунул руку в карман смокинга.
— Позвольте мне поздравить вас со сценическим успехом, мадам. — В его голосе слышалась желчь. — Ты быстро учишься. И я обещал, что твои успехи не останутся без вознаграждения.
Он швырнул на кровать пачку банкнот.
— Считай, что тебе уплачено сполна, — добавил он. — До следующего раза, когда бы и где бы он ни случился.
И он скрылся за дверью, а Элен, бледная и подавленная, молча проводила его взглядом.
— Ты это серьезно? — Лицо Лотти осветилось. — Наша свадьба в Длинной галерее? Господи, Элен, это же чудесно!
Элен, в свою очередь, обняла подругу.
— В твой коттедж всех не втиснешь. Во всяком случае, без ущерба для имущества. А галерея после ремонта выглядит просто великолепно. Она обязательно должна послужить для чего-то особенного.
Лотти вдруг смутилась.
— А Марк не будет против?
Элен слегка пожала плечами.
— С чего бы?
Он же так редко бывает здесь, добавила про себя Элен, но не произнесла этих слов вслух.
Лотти успокаивающе погладила ее по руке.
— Ты будешь ослепительна, — пообещала она. — И я гарантирую тебе, что Саймон будет счастлив. Нам понадобится музыка для танцев? Испытаем новый пол в галерее?
— Конечно! Назвался груздем, так полезай в кузов. Надеюсь, Марк будет танцевать? Или он окажется в какой-нибудь Боливии или в Узбекистане?
— Честно говоря, не знаю, — неохотно призналась Элен. — Но он сделает все, что от него будет зависеть. Я попрошу Алена напомнить ему. Он-то видит Марка куда больше, чем я, — добавила Элен с наигранной беззаботностью.
Наступило молчание, а потом Лотти решила высказаться:
— Господи, как же все это неправильно! Мы с Саймоном так счастливы, а ты страдаешь. И не спорь со мной, — добавила она, заметив, что Элен намерена возразить. — Это же и слепой заметит.
— Я получила все, о чем просила, — тихо сказала Элен. — И Марк тоже. — Она попыталась улыбнуться. — Он как будто вполне доволен. А что дом выглядит потрясающе, это ты и сама признаешь.
— Ничего я не намерена признавать. — Лотти взяла в руки сумочку. — Я иногда хочу, чтобы ты продала Монтигл со всеми потрохами этому гнусному Тревору Ньюсону.
Я тоже иногда этого хочу, подумала Элен, когда дверь за Лотти закрылась.
Но нет, Монтигл всегда был ее жизнью. Путеводной звездой. И так будет и впредь, ведь у нее больше ничего нет. Ничего…
Поднимаясь по лестнице, она вдыхала запах краски, штукатурки и стружек. Но, как и всегда, не встретила ни единой души. Рабочие сейчас трудились в другом крыле здания, и Элен незамеченной проскользнула в Большую спальню. Ее завораживала красота этой комнаты. И ее странная пустота.
Когда-то Элен стояла на этом пороге после похорон деда, думала о том, что осталась совершенно одна, и отчаянно старалась убедить себя, что это неправда. Что с Найджелом она обретет счастье — только если спасет свой любимый дом и будет в нем жить. Это необходимая оговорка.
Никакому мужчине не взять верх над таким помешательством, вспомнились ей раздраженные упреки Найджела.
Нет, это не помешательство. Это мечта. А теперь мечта умерла, а отчего — Элен не знает.
Нет, она лжет себе. Мечта стала развеиваться шесть недель назад, после возвращения из Франции.
Без Марка. Они даже не попрощались. Он уже уехал, когда она спустилась на первый этаж в последнее утро на вилле «Мираж».
По пути в аэропорт она попросила Луиса остановиться у церкви, которую заметила, когда возвращалась с пляжа Сен-Бенуа. Она вошла в храм и до отказа забила ящик для пожертвований шуршащими евро, которые Марк так оскорбительно разбросал по ее постели.
Подъезжая к Монтиглу, она твердила себе, что игра стоила свеч. Что она преодолеет боль, как только увидит прекрасный дом, оживающий вновь.
Но ее надежды не сбылись. Она тогда еще не сознавала, что ей предстоит одной войти в эту комнату, одной занять эту кровать. Она попросту не сможет этого сделать. Это немыслимо. Непредставимо.
На все вопросы она отвечала, что у Марка давно намечалась серия командировок и он присоединится к ней, как только освободится. Очень слабое объяснение, если учесть, что прошла неделя, затем вторая, а от него не было ни единого слова.
Не в силах совладать с собой, Элен наступила на горло своей гордости и обратилась к Алену Грэму.
— Я знаю совершенно точно, что Марка в Париже нет, — суховато ответил ей Ален. — Несколько дней назад он улетел в Ботсвану, а оттуда отправится в Сенегал. До следующей недели он едва ли вернется в Европу. А планирует ли сразу же лететь в Англию — этого я не знаю.
Итак, еще одна ложь. Элен заставила себя изобразить улыбку, но архитектор остался безучастен.