Зазвонил телефон, перебивая торопливо бегущие мысли Егора. Он вздрогнул, гипнотизируя взглядом черный брусок аппарата, поднял трубку.
– Кречет, уходите из деревни, – раздался голос начальника «семерки». – Через полчаса у вас будет местный ОМОН, вас опознали свидетели смерти Георгия Мокшина.
– Откуда вы…
– В Рославле вас будут ждать ваши друзья, – перебил Егора Фоменко. – Федотов и Корнеев. В два часа дня вы должны быть вместе с ними в Калуге.
– Но как же… Лиза…
– Ваша жена у конунга. Мы делаем все, чтобы ее освободить.
– Но я сам могу…
Голос Фоменко стал металлическим:
– Если понадобится ваша помощь, мы вас подключим к трафику. Уходите немедленно, не осложняйте положение ни себе, ни нам.
Связь прекратилась.
Егор скрипнул зубами, постоял в ступоре, размышляя о своем решении ехать в Москву, очнулся и побежал переодеваться. Через пять минут он выехал со двора и направил джип по дороге в сторону Стари. Уже въезжая в лес, услышал гул моторов – к Ковалям со стороны Фошни на трех машинах мчался отряд ОМОНа. Фоменко не преувеличивал опасности, приказывая Крутову убираться из деревни, начальник службы реализации трафиков точно знал обстановку в Жуковском районе, хотя сам находился в тысяче километров отсюда.
Егор миновал «малую» Старь, свернул налево, через Любегощь, Косилово, Вороново и Дубровку выехал на Смоленское шоссе и погнал машину к Рославлю. Никто его не преследовал. Жуковская милиция действовала достаточно оперативно и правильно, перекрыв наиболее вероятные пути бегства подозреваемого, но над джипом Крутова бесшумно рассекал воздух серебристоголовый сокол, охраняя хозяина, и его машину не увидел ни один пост дорожно-патрульной службы. В половине восьмого Крутов был в Рославле, чувствуя странный подъем сил, хотя не спал практически всю ночь.
Искать Ираклия и Сергея Корнеева не пришлось.
На въезде в город возле дорожного кафе Крутов увидел белый «Судзуки» и свернул к заведению, не сомневаясь в правильности решения.
Ираклий и Сергей сидели за столиком в углу небольшого помещения кафе и завтракали. Судя по всему, они расположились здесь недавно, не более получаса назад. В другое время такая точная временная стыковка показалась бы Егору удивительной, теперь же он просто почувствовал удовлетворение.
За двумя соседними столиками завтракали еще четверо мужчин: двое молодых монахов с аккуратными бородками, средних лет угрюмоватого вида абориген и атлетического сложения парень – косая сажень в плечах, русая шевелюра, голубые глаза, румянец во всю щеку. Егор понял, что это команды Ираклия и Корнеева.
Подошел, поздоровался с друзьями за руку, сел рядом и заказал кофе.
– Плохо выглядишь, Лукич, – озабоченно сказал Корнеев, бородатый и усатый, как и его подчиненные «монахи-спецназовцы». – Не переживай, вызволим мы твою жену. Все будет в порядке.
Крутов покосился на молча допивающего чай Ираклия.
– Как добрался? – спросил тот.
– Нормально.
– В Рославле на центральных площадях устанавливают телекамеры. СТОКК добралась и сюда.
– Я слышал, в Думе готовится законопроект, запрещающий деятельность СТОКК, – вставил Корнеев.
Ираклий прищурился.
– Ты вхож в Думу?
– Не я, – ухмыльнулся в бороду Сергей. – Но разведка у нас работает не хуже, чем ваша. Лукич, почему нас тормознули здесь, в Рославле? Сначала Мария сказала, чтобы мы летели к тебе в Ковали, как на крыльях, потом Ираклию позвонили и велели ждать в Рославле.
– Мы нашумели в Жуковке, – нехотя ответил Егор.
– Кто это – мы? – поинтересовался Ираклий.
– Я и Георгий. Я психанул, он меня поддержал и… в общем, в результате умер Жора Мокшин, а начальник СТОКК оказался в наших руках.
– Мережковский в ваших руках? – с недоверием посмотрел на Крутова Федотов.
– Георгий повез его в Москву. Точнее, в Юрьев.
– Вот это здорово! – восхитился Корнеев. – Как вам удалось его захватить? Где?
– В жуковском храме Лотоса. Искали Лизу… а он в этот момент туда приехал.
– Расскажи.
– Позже. Позавтракали? Тогда в путь.
– Куда?
– В Калугу.
– Зачем?
Крутов встал, чувствуя на себе испытывающий взгляд Ираклия.
– Инструкции получим в Калуге. В два часа дня нас там встретят.
– Что ж, поехали, – поднялся Федотов. – Как там в песне поется? Друг в беде не бросит, лишнего не спросит…
Крутов понял, что Ираклий не хочет подчиняться ему, считая себя человеком того же уровня, но вынужден это делать под давлением обстоятельств. Или по просьбе Марии.
В начале девятого они выехали из Рославля к Москве и в половине второго остановились на окраине Калуги, в районе комбайнового завода, где их ждала на вишневой «Ладе» Мария. Егора она поцеловала в щеку (Ираклий при этом нахмурился и отвернулся), с остальными поздоровалась за руку. Заметив жест Федотова, едва заметно улыбнулась.
– Где Лиза, не знаешь? – спросил Крутов, снедаемый нетерпением, когда она заняла место водителя.
– У Авогеина несколько дач, – ответила ведунья. – Все они, естественно, находятся под прикрытием «непрогляда» – особого защитного заклятия. Вероятнее всего, Елизавета находится в Подмосковье, ее ищут и скоро найдут.
– Мне надо туда…
– Когда найдут, тогда и поедешь. Если же у тебя не хватает терпения ждать, то лучше…
– Извини, я нервничаю… Зачем нас вызвали в Калугу?
– Жизнь продолжается, Егор Лукич, независимо от наших настроений. Ты человек Катарсиса и должен работать, что бы ни случилось. Завтра под Калугой на хуторе Гамаюнщина состоится славянский праздник День Земли, силы Сатаны попытаются его сорвать, и нашей команде поручено разрушить планы сатанистов. После этого мы поедем в Москву. Вопросы еще есть?
– Трафик по защите праздника уже разработан?
– Сейчас мы едем на место, а вечером получим подробные инструкции Замысла.
Мария посмотрела мимо Егора. Он оглянулся. Ираклий, наблюдавший за ними из окна своей машины, отвернулся.
– Полковник изменился, – тихо сказал Крутов. – Раньше он не терял душевного равновесия.
– Он просто ревнует, – усмехнулась Мария. – Это пройдет.
Она тронула машину с места, оставляя Крутова гадать, что означали ее последние слова.
Мужчины расселись по машинам, и вскоре кортеж выехал из Калуги на проселочную дорогу, ведущую к хутору Гамаюнщина.
Праздник Земли начался еще вечером девятого мая с Совета старейшин Союза Славянских общин, состоявшегося на капище Перуна возле хутора Гамаюнщина.