— Мне нравится быть беременной, — сказала Лили в трубку. — Ты сочтешь меня сумасшедшей, но это правда.
Без ребенка, который уже начал шевелиться в ее животе как маленькая рыбка, она бы не смогла так долго выносить безразличие и отстраненность Тристана.
— Вот черт, — сказала Мэгги. — Я‑то надеялась, что ты умираешь со скуки, только и ждешь возможности вернуться к работе. Тебе нужно будет сняться еще в одной рекламе туалетной воды, но только после того, как ты родишь. А это, по моим подсчетам, случится через тысячу лет.
Мэгги замолчала. Лили слышала, как она затянулась сигаретой, перед тем как продолжить:
— А ты, случайно, не хочешь осчастливить народные массы серией эксклюзивных репортажей на тему «Мой сказочный брак с ослепительным испанским аристократом‑миллиардером»?
— Нет, — ответила Лили деревянным голосом. — Я не думаю, что это хорошая идея.
— Но почему нет, дорогая? Вся Европа только и говорит о твоем потрясающе романтическом браке. Я слышала, репортеры закладывают дома, чтобы покупать информацию о том, когда ты в следующий раз пойдешь на обследование или где вы с Тристаном появитесь вместе. Такую шумиху нельзя создать искусственно, но, если она поднимается сама по себе, этим нужно пользоваться, черт побери…
— Нет, Мэгги. — Лили сжала трубку побелевшими пальцами. — И, к слову об обследованиях, я опоздаю к врачу, если не выйду из дома сейчас же.
Спасибо, что позвонила. Было приятно поболтать, и я обязательно сообщу тебе, если передумаю насчет работы.
Чуть позже, сидя в машине за спиной молчаливого Дмитрия по дороге на прием к доктору Альваресу, Лили подумала: «Мой сказочный брак с ослепительным аристократом‑миллиардером? Да уж, лучше не скажешь».
Интересно, что бы сказала Мэгги, если бы знала, что Лили не имеет ни малейшего понятия, где и с кем сейчас проводит время ее ослепительный испанский муж? Два дня назад Тристан отбыл в очередную «командировку», как обычно не сказав, когда вернется. Впрочем, переживать его отсутствие оказалось даже легче, чем мириться с неприступными бастионами, которые он возводил вокруг себя, когда был дома. Но совсем немногим легче.
И как получилось, что ей приходится врать самым близким людям?
От необходимости отвечать самой себе на этот вопрос ее спас водитель.
— Почти на месте, маркиза, — ворвался в мысли его глуховатый голос, кореживший слова сильным русским акцентом. — Я встать у входа?
— Да, пожалуйста, Дмитрий. — Лили много раз просила называть ее по имени, но безуспешно. — Как дела у Ирины?
Он не ответил, но, когда машина остановилась у клиники доктора Альвареса, достал и протянул ей смятый рентгеновский снимок. Лили смогла разглядеть очертания двойняшек, которых ждала его сестра.
— Они такие хорошенькие! Когда ей рожать?
Дмитрий обошел машину, чтобы открыть Лили дверцу, придержал ее за локоть, пока она неуклюже выбиралась наружу, прижав сумку к животу. Лили не могла поверить, что когда‑то приняла этого добродушного великана за бандита. Впрочем, это не было единственным проявлением ее наивности.
— Шесть недель. Может, меньше, — ответил водитель.
— Как она?
Дмитрий рассказывал, что их с Ириной родители, ее муж и семья мужа погибли при бомбежке. Он уговаривал сестру переехать в Барселону, но Ирину не отпускали воспоминания.
— Всегда усталая. В ее крови нет много… — Он поморщился, подбирая слова. — Металла?
— Железа, — подсказала Лили. — О ней там хорошо заботятся?
— Сеньор Ромеро платит лучшие врачи. Он много заботится о ней.
«Как типично для Тристана, — думала Лили, медленно поднимаясь по ступенькам к кабинету доктора. — Верен долгу до конца, даже если речь идет о сестре его водителя, которая живет за тысячи километров отсюда в неведомой России». Она ненавидела завистливую частичку своей души, которая не хотела, чтобы Тристан заботился о ком‑то еще. Но ей перепадало так ничтожно мало его внимания, что делиться крохами было обидно.
Порывшись в сумке, Лили вытащила мобильник и набрала номер мужа. Пока слушала гудки, воображение рисовало ей Тристана, раскинувшегося на кровати в номере роскошного отеля рядом с какой‑нибудь красоткой. Лили представила, как он неохотно выпутывается из объятий любовницы и, тихо проклиная все на свете, ищет телефон в куче торопливо сброшенной на пол одежды…
— Алло?
Сердце Лили отчаянно забилось, стоило ей услышать низкий, чуть хриплый голос мужа.
— Тристан, это я, Лили. Послушай, я иду на прием к доктору Альваресу. Он может транслировать ультразвуковое обследование по Интернету, если ты… Я подумала, может, компьютер у тебя под рукой…
На другом конце линии повисла долгая пауза.
— Тристан, ты меня слышишь?
— Да. Сейчас подключусь.
«Легко сказать», — думал Тристан, пока подключал компьютер в надежде обнаружить бесследно пропавшее накануне беспроводное соединение. Его крохотный кабинет в медицинском центре в данный момент исполнял роль склада медикаментов, закупленных Тристаном после бомбежек. За время, прошедшее с тех черных дней, в больнице стало гораздо тише, восстановился нормальный график работы. Палаты все еще были переполнены, но вместо стонов раненых коридоры оглашали крики рожениц.
Тристан понимал, что вполне может оставить центр в руках сотрудников благотворительного медицинского фонда. Острой нужды в его личном присутствии больше не было.
Но он все равно приезжал.
Тихо проклиная все на свете, Тристан следил за маленькими песочными часами на мониторе компьютера. Лили говорила ему об ультразвуке заранее, но он забыл. Точнее, сделал вид, что забыл, и сорвался в Казакизмир на поиски задержанного военными оборудования для больницы. Переговоры с представителями хунты казались ему предпочтительнее первого очного знакомства со своим еще нерожденным ребенком.
Песочные часы пропали. Компьютер сообщил, что соединение установлено.
Тристан не сразу разобрался в туманивших картинку завихрениях, но внезапно изображение прояснилось. Вполоборота к отцу, с закрытыми глазами, ребенок прижимал крохотную ручку к округлой щечке. Словно почувствовав обращенные на него взгляды, поморщился, пошевелил пальчиками, беспокойно завертел головой, слово ища что‑то. Но уже через секунду угомонился, удачно попав миниатюрным большим пальчиком в похожий на розовый бутончик рот.
Только когда экран погас, мужчина осознал, что стоит в очень неудобной позе, приподнявшись со стула и вцепившись побелевшими пальцами в край стола. Каждый нерв в его теле звенел от напряжения. Он выпрямился и подождал, пока кровь перестанет барабанить в ушах и прильет к онемевшим рукам. Голова шла кругом, словно ответственность, которой он так долго избегал, навалилась на плечи всем весом.