Слова Перри больно задели ее, особенно потому, что во многом он был прав. И она не удержалась от колкости:

– Не смейся, горох, ты не лучше бобов. Перри покраснел.

– Ну вот и договорились. Спасибо. Но это не ответ на мой вопрос. Ты не видела его четыре года. Откуда ты знаешь, как ты будешь себя чувствовать с ним?

Перри пристально посмотрел на нее, и Мэдлин опустила голову. – Ага, – понял он. – Ты уже встречалась с ним.

Она не отвечала. Зачем? Перри прочел ответ в ее глазах.

– Когда? Где? – требовательно спросил он.

– Как-то вечером, – ответила Мэдлин. – Я поехала верхом, и мы случайно встретились.

Она не решилась уточнить, что это был за вечер.

– И что произошло?

– О, не волнуйся, Перри. – Мэдлин развеселило беспокойство в его глазах. – Мы начали с того, на чем остановились четыре года назад, – наговорили друг другу много обидных слов. – Вспомнив эту встречу, Мэдлин недобро усмехнулась. Даже поцелуй Доминика был оскорблением, жестоким и мучительным.

– Ты думаешь, новое свидание будет другим?

– Отношения между нашими семьями кое– что значат для нас. Поэтому мы попытаемся забыть о ссоре, найти выход, – ответила Мэдлин.

– Вот как? – Перри насмешливо поднял брови.

Мэдлин нетерпеливо вздохнула и снова зашагала по берегу. Она не могла стоять на месте. Жаль, что Перри не понимает ее. Перри догнал ее и снова пошел рядом. Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Река быстро несла холодные воды. Неожиданно Перри сказал:

– Хотел бы я встретиться с ним здесь. С удовольствием сбросил бы подонка в воду.

Мэдлин улыбнулась, взяла его под руку и крепко стиснула ладонь.

– Ты не знаешь, сколько раз мне так хотелось поступить с Кристиной, – призналась она. Ведь Кристина продолжала издеваться над Перри даже после того, как он окончательно расторг помолвку. На многолюдных вечерах, куда приглашали обоих, Кристина появлялась каждый раз с новым мужчиной. – Правда, мне очень хотелось столкнуть ее в бассейн, – пояснила Мэдлин.

Перри грустно улыбнулся.

– Какие же мы с тобой идиоты!

– О да, – согласилась Мэдлин. – Так ты не выдашь меня в среду?

Перри остановился и повернул Мэдлин к себе.

– Обещай, что будешь очень осторожна, – потребовал Перри.

Мэдлин кивнула.

– Обещаю вести себя как дочь своей матери, – поклялась она.

Перри громко рассмеялся: Ди была самой спокойной и безмятежной дамой бостонского общества.

– Более надежного обещания ты не могла дать, – согласился Перри.

Да, подумала Мэдлин. Она очень надеялась, что у нее хватит сил сдержать обещание.

– Будешь обедать с Перри, дорогая? – спросила Луиза с улыбкой, от которой Мэдлин захотелось заскрежетать зубами. – Прекрасно. Он очень милый молодой человек. Твоему отцу Перри тоже нравится. С ним приятно иметь дело.

– Я, пожалуй, переоденусь в лондонской квартире, – сказала Мэдлин.

– Да, конечно, – согласилась Луиза, продолжая улыбаться. Видя, что Мэдлин поспешила переменить тему, Луиза поняла, что она не будет откровенна с ней и не скажет, как далеко зашли их отношения с Перри. – Если обед кончится поздно, тебе лучше остаться в Лондоне. Сообщить Краудерсам, что ты приедешь?

– О, будь добра, – поблагодарила Мэдлин. На самом же деле ее раздражали попытки Луизы помочь так называемым отношениям с Перри.

Тени прошлого, со злостью подумала Мэдлин, холодные мурашки пробежали по спине.

Нина предвкушала веселую прогулку по магазинам, которая на деле превратилась в сентиментальное путешествие в мир грез. Мэдлин никак не удавалось отвлечь ее внимание от каких-то детских игрушек.

– Может быть, ты что-то скрываешь от нас? – поддразнила Мэдлин сестру, когда, наконец, уговорила ее выпить кофе в маленьком кафе. – Может быть, уже слышен стук маленьких ножек?

– Мэдди. – Нина пришла в ужас. Она вспыхнула от возмущения. – Чарлз не… никогда… не мог бы…

– Ну хорошо, – успокоила ее Мэдлин. – Я пошутила. Но обычно невесты мало интересуются детскими кроватками и плюшевыми мишками.

– Чарлз… – У Нины задрожали губы, и Мэдлин стало стыдно за свою шутку. – Чарлз хочет, чтобы день нашей свадьбы был исключительным днем. Чтобы я вошла в церковь в белом подвенечном платье, и никакое лицемерие не должно испортить этот день. Мой день, Мэдди, – мечтательно вздохнула Нина.

Мэдлин вспомнился другой день и другой мужчина, который сказал ей те же самые слова. Тогда она, конечно, посмеялась над этим сентиментальным предрассудком. А теперь? Мэдлин задумалась. Наверное, посмеялась бы, решила она. Если мужчина и женщина любят друг друга и собираются пожениться, почему нужно держаться стародавних обычаев, которые предписывают невесте быть в белом платье, знаменующем ее непорочность? Сама она, во всяком случае, собиралась венчаться в розовом – ярко-розовом, – независимо от того, сохранит ли она девственность. Какая польза от благородства Доминика? Никто из присутствующих на свадьбе не станет меньше уважать его, если его невеста будет в розовом! С другой стороны, размышляла Мэдлин, когда придется заказывать подвенечное платье, родители жениха и невесты, вероятно, сделают все, чтобы она изменила свое мнение и надела белое платье. Они ведь сделали все, чтобы направить отношения между ними в нужную им сторону.

Мэдлин призналась себе, что в бурном романе с Домиником именно этот вопрос занимал ее больше всего. Она не была уверена, что он не находится под чьим-то влиянием. Он не хотел идти до конца, и это только подтверждало ее догадки. Может быть, он собирался жениться на ней только потому, что всем это казалось разумным, – и потому, что она забавляла его. Но потом ему это надоело. В конце концов она перестала забавлять Доминика.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Когда Мэдлин появилась в холле одного из самых фешенебельных клубов Лондона, она была так озабочена старанием скрыть внезапно охватившее ее беспокойство, что даже не заметила, как взгляды всех мужчин обратились на нее.

На ней было аквамариновое шелковое платье. Ткань мягкими складками драпировала грудь и поддерживалась на талии двумя пуговицами в тон платью. Платье было смелым, в обычные дни Мэдлин вряд ли надела бы его. Но сегодня она хотела поразить Доминика, показать, кого он отверг четыре года назад. Она сознавала, не без тщеславия, что очень отличается от той девчонки, которую когда-то любил Доминик.

Овладев искусством чувствовать свое «зеркальное отражение», как говорила мать, она научилась сохранять чувство собственного достоинства и, в общем, умела преподнести себя.

Короткое платье открывало длинные стройные ноги, легкая ткань облегала фигуру, угадывались стройные бедра и гибкая талия. Глубокий вырез позволял видеть темную ложбинку на груди.