– Ни черта подобного, все просто, как… это…
«Это» – был рот Рейфа, в очередной раз завладевший ее губами. «Это» – было сознание необходимости близости этого мужчины. Сквозь гнев, боль и презрение к самой себе «это» уносило Шаан в водоворот страсти, которую она не могла сдержать, как бы сильно это ни ранило ее гордость.
– Мэдлин ты целуешь так же безжалостно? – съязвила Шаан, когда Рейф оторвался от ее губ.
Она хотела досадить ему, но все, чего добилась, была лишь странная дразнящая усмешка, которая слегка тронула его разгоряченные губы. Рейф медленно оглядел ее.
– Мэдлин, – наконец насмешливо проговорил он, – не распознает истинной страсти, даже если та обрушится на нее. – С этими словами Рейф захватил ртом ее нижнюю губу, чувственно посасывая ее, и Шаан не смогла сдержать стон ненавистного ей наслаждения. – Тогда как ты, моя дорогая, просто жить не можешь без этой страсти.
И словно в доказательство этой унизительной правды, Рейф остановил свои губы буквально в миллиметре от ее рта… И Шаан не вынесла, она первая жадно преодолела расстояние между ними.
Рейф победил ее, и Шаан сознавала это. Ее руки беспомощно поднялись и обхватили его шею; ее пальцы жадно вцепились в его шелковистые темные волосы, словно умоляя продолжать поцелуй. И… каждая клеточка ее стройного тела начала пульсировать в предвкушении…
Ему даже потребовалось некоторое усилие, чтобы прервать поцелуй и слегка отстранить ее от себя.
– Я ненавижу, я просто презираю тебя, – прошептала Шаан в болезненном унижении, дрожа с головы до ног.
– Ненависть… странное чувство, – протянул Рейф, глядя на Шаан смеющимися глазами, в которых сверкало торжество победителя. – Оно обладает мерзким свойством подавлять абсолютно все, даже любовь. Ну, ладно… Теперь одевайся, – сказал он безапелляционно, поворачиваясь спиной к Шаан. – Мы едем домой.
– Нет! – отчаянно запротестовала Шаан в ужасе. – Я не вернусь к тебе, Рейф!
Не станет она больше жить в тени Мэдлин!
– Нет, ты поедешь со мной! – настаивал Рейф.
– Но зачем? – прокричала она. – Зачем, если ты на самом деле не хочешь этого?
– Ты не знаешь, чего я хочу! – произнес Рейф с насмешливым презрением.
Шаан поняла, что он прав. Она не знала, чего он хочет, кроме ее тела. Потому что, сколько бы Рейф ни «издевался» над ней, он не мог скрыть своего желания.
– Но на этот раз черт с ним, с прошлым! Ты узнаешь, чего я действительно хочу, – мрачно добавил Рейф. – У тебя десять минут, чтобы одеться и закрыть этот дом. Потом мы едем домой, даже если мне придется тащить тебя туда насильно, – закончил он, и в его голосе прозвучала плохо скрытая угроза.
Шаан поверила, что при необходимости он действительно выполнит ее. Выражение его лица не оставляло сомнений.
– Десять минут, – повторил он, потому что Шаан так и не сдвинулась с места, продолжая неподвижно стоять, погруженная в размышления, чем еще удивит ее дома Рейф – кроме секса, конечно.
«А может быть, ему действительно нужен лишь секс», – размышляла Шаан, неохотно выходя из комнаты, чтобы выполнить распоряжения Рейфа. Может, это единственное, что ему вообще нужно от женщины. Включая и Мэдлин. При этом она ощутила слабое удовольствие от сознания победы над другой женщиной. Потому что неважно, чем трогала Мэдлин сердце Рейфа, но она не привлекала его сексуально; он дал это ясно понять, подшучивая над ее холодностью.
– Я готова, – сказала Шаан, снова появляясь на пороге гостиной. Она заметила, как Рейф убирает в карман свой мобильный телефон.
Шаан нахмурилась, недоумевая, с кем он мог сейчас разговаривать. Но замкнутое выражение его лица ясно давало понять, что Рейф не собирается что-либо обсуждать.
Потом он подошел к ней, обнял одной рукой за талию и повел к выходу, выключая по дороге свет.
– В следующий раз мы придем сюда для того, чтобы нанести визит твоим дяде и тете, когда они вернутся, – многозначительно произнес Рейф.
Шаан ничего не ответила. Что она могла сказать, когда его рука прижималась к ее спине?
Она принадлежала ему. «Его секс-рабыня», – мрачно подумала Шаан. И если вдруг Рейф захочет взять ее прямо сейчас, здесь, в этом крошечном коридорчике, то она позволит ему… и это знали они оба.
И все-таки Шаан прошептала на пороге:
– Я тебя ненавижу.
– Знаю, – улыбнулся Рейф. – Черт, но разве я не прав? Естественно ненавидеть того, кем не можешь насытиться!
Ей показалось, или в его словах действительно прозвучало некое сочувствие? Неужели сексуально Рейф принадлежит ей так же, как она ему?
По дороге никто из них ни разу не посмел нарушить угрюмое молчание. Шаан не понимала почему, но Рейф казался крайне напряженным, и это напряжение все возрастало по мере приближения к его дому в Кенсингтоне и увеличивало ужас Шаан перед неизвестностью…
Рейф припарковал машину рядом с другой машиной, которая уже стояла на подъезде к дому.
Молча, с хмурым выражением лица, он распахнул перед девушкой дверцу. Потом открыл дверь дома и, не выпуская ее руки из своей, повел Шаан через красивый холл в гостиную, на пороге которой он на мгновение остановился, словно собираясь с духом.
И вдруг резко распахнул дверь и молча вошел, потянув Шаан за собой.
Только войдя в комнату и заметив находящегося в ней мужчину, Шаан поняла, почему Рейф задержался на пороге.
Пирс!
В гостиной был Пирс. Он казался напряженным и смущенным, словно собрался от кого-то защищаться. Стоял и молча переводил настороженный взгляд голубых глаз с Шаан на Рейфа.
Шаан спиной чувствовала напряжение, исходившее от Рейфа.
У нее вдруг перехватило дыхание, и она оцепенела, поняв наконец, что задумал Рейф.
Очная ставка покинутой и покинувшего.
И вдруг в повисшей тишине Шаан услышала собственный голос.
– Ясно, ясно, – протянула она нарочито медленно. – Оба братца Дэнверс. Весьма мило. Не хватает только Мэдлин. И можно снова меняться невестами!
Пирс вспыхнул.
– Не надо, Шаан, – пробормотал он, ощущая, по-видимому, крайнюю неловкость.
«Не надо?» – в ярости подумала Шаан. А чего он еще от нее ожидает: что она закатит истерику?
– Мне здесь делать нечего, – сказала она и повернулась к двери, собираясь уйти.
Но на ее пути возникла непоколебимая фигура Рейфа.
– Ты останешься, – сказал он, схватив ее за плечи и не давая двинуться с места. – Ты сказала, что не можешь больше жить во лжи. Посмотрим, станет ли тебе лучше, когда ты узнаешь всю правду.
Правду?