– С ума сошла, – замахала руками бабка, – тут люди задами сталкиваются! Слушай, избавляйся от собаки и приходи. Ты мне понравилась, придержу угол.
– Как же мне собаки-то лишиться? – для поддержания разговора спросила я, натягивая сапоги.
– Эх, молодежь, – с укоризной протянула баба Клава, – всему учить надо. Возьми пса, отвези в другой район и привяжи у магазина. Его и отдадут на живодерню. Сама туда не сдавай, денег возьмут, а так какой спрос?
Понимая, что сейчас тресну «милую» бабулю по затылку, я выскочила на лестницу и побежала вверх. Встречаются же такие мерзкие люди!
Зоя Андреевна оказалась полной противоположностью бабе Клаве. Худенькая, в темном шерстяном платье, с волосами, аккуратно накрученными на бигуди. Комната, которую она продемонстрировала, после «залы» с простынями показалась мне царским дворцом. Большая, квадратная, с удобной кроватью и вполне пристойной мягкой мебелью. Имелся даже телевизор.
– Если хотите, – тихим голосом предложила хозяйка, – поставлю вам сюда холодильник, у меня их два. А вообще можно продукты на кухне держать, их никто не тронет.
Я улыбнулась, Зоя Андреевна совсем не похожа на человека, который тайком станет отрезать куски от чужого батона колбасы.
– А кому до меня комнату сдавали?
Она покраснела:
– Никому, вы первая. Я с трудом решилась на это. Кстати, кто вам подсказал мой адрес?
– Лифтерша посоветовала.
– Уже весь подъезд знает, – горько вздохнула Зоя Андреевна, – у нас тут только подумаешь о чем-то, а люди уже в курсе. Стыдно-то как, а что делать? На пенсию не прожить, все накопления, которые были, на мужа потратила, болел он сильно. Вы мне паспорт покажите. Вижу, правда, что вы приличный человек, но уж не обижайтесь.
– Какие тут обиды, – пробормотала я, глядя в окно. Там, словно океанский лайнер среди волн, высился дом Семена Кузьмича. – Значит, тут никто из посторонних не жил?
– Нет, – покачала головой Зоя Андреевна, – комната служила спальней моему покойному мужу, он последние три года не вставал с кровати, парализованный лежал, но не бойтесь, умер Иван Филимонович в больнице. Так как? Согласны? Тут уже кое-кто приходили, да душа у меня к ним не лежала, а вы понравились.
– У вас просто замечательные условия, но мне не подходит комната.
Зоя Андреевна поморгала блеклыми, усталыми глазами.
– Не понравилась? Белье постельное дам и возьму недорого, жгите электричества сколько захотите, вот только… – она замялась, но потом все же продолжила: – …насчет мужчин… Очень прошу, не оставляйте никого на ночь. Днем делайте что хотите, я к вам даже стучаться не стану.
– Увы, вынуждена отказаться.
– Курить можно, – быстро добавила хозяйка. – Иван Филимонович дымил, словно паровоз, я привыкла, даже нравиться дым стал.
– Понимаете, у меня собака.
– Ну и что? Я люблю животных.
Я растерялась.
– Большая такая, бойцовой породы, на всех кидается.
Зоя Андреевна с явным разочарованием протянула:
– Ну тогда конечно. Может, посоветуете кому мою комнатку? Вдруг подружка есть или родственница, ищут, где снять.
– Обязательно, – пообещала я.
– Вы уж не забудьте, – настаивала Зоя Андреевна, – тяжело жить на пенсию.
Я вышла на лестницу, спустилась на этаж ниже и села на подоконник. Хитрая, жадная баба Клава и интеллигентная Зоя Андреевна существуют в разных социальных слоях, объединяет их одно: невозможность прожить на подачку, которая называется пенсией. Очевидно, государство рассчитывает на то, что взрослые дети будут содержать стариков, потому как всем понятно – живя только на пенсию, быстро протянешь ноги. Небось, имей баба Клава достаточно средств, сидела бы сейчас у телика, пила кофе, вязала носки, может, и к собакам бы относилась по-другому. А то в ее понимании животное – это лишний рот.
Ладно, жаль и бабу Клаву, и Зою Андреевну, но моя-то проблема совершенно не решена. Осталась одна Зина, может, она уже вернулась?
Я спустилась вниз и принялась вновь жать на звонок, но никто не спешил открывать. Делать нечего, придется уйти, но не успела я сделать и шага, как раздался сначала скрип, а потом хриплый то ли мужской, то ли женский голос:
– Тебе чево?
Я обернулась. На пороге, покачиваясь, стояло существо неопределенного пола. Лицо у него было явно мужское: грубое, одутловатое, почти без глаз, вместо них под бровями виднелись две щелочки. Зато тело принадлежало женщине: маленькое, тощее, с крохотными ручками. Мой вам совет: если не можете определить пол собеседника, посмотрите на его обувь!
Я перевела глаза вниз: на правой ноге бесполого существа была ковровая тапка, на левой – черный ботинок.
– Позовите Зину, – осторожно попросила я.
– Ну!
– Это вы?
– Ну.
– Комнату сдаете?
– Ишь ты, – подбоченилась пьянчужка, – комнату ей подавай! В гостиницу ступай, в «Марриотт-отель», там тебе номер дадут, у меня койки!
– Место есть?
Зина поскребла голову длинными серыми ногтями.
– Не помню, вроде было! А может, и нет!
– Давайте посмотрим, – предложила я.
– За показ – десятка, – обрадовалась алкоголичка.
– За показ денег не берут, – усмехнулась я, входя в крохотную, загаженную донельзя прихожую.
– Ладно, – мигом согласилась Зина, – твоя правда, давай пять рубликов всего.
Я вытащила из кошелька железную монетку и сунула в ее желтую, узкую ладонь.
– Вот, – распахнула Зина дверь, – гляди.
Никаких веревок с простынями, символически деливших довольно большую комнату на отсеки, тут не было. Железные панцирные койки стояли впритык. Я давным-давно не видела кроватей, роль спинок у которых играют никелированные штыри, украшенные шариками. Зина в задумчивости глянула на койки и икнула. В воздухе повис отвратительный «аромат» перегара. Стараясь не дышать, я отодвинулась в сторону.
– Вот тут, – забормотала Зина, – Сашка, у окна Танька, возле стены Юрка. Или он съехал? Тьфу, не помню.
– Сколько у вас сейчас жильцов?