Оттолкнув его, она вскочила и, отвернувшись, попыталась привести себя в порядок дрожащими руками, прислушиваясь, как постепенно успокаивается хриплое дыхание Джеймса.
– Элери, – наконец резко проговорил он, – посмотрите на меня.
Она неохотно повернулась. Он настороженно глядел на нее, запустив пальцы в волосы.
– Что я могу сказать в свое оправдание? Это вышло не нарочно.
– Забудем об этом, – натянутым тоном сказала она. – Я сама виновата. Мне следовало предоставить вам самому разбираться с вашим гриппом. Видимо, я неправильно себя вела.
Он крепко схватил ее за руку и, когда она попыталась вырваться, сжал ее еще сильнее.
– Нет. Вы проявили заботу обо мне, потому что вам свойственны душевное тепло и сочувствие. А я, как последний идиот, воспользовался этим. – Джеймс криво улыбнулся. – Не будьте ко мне слишком суровы, Элери. Похоже, вы даже не осознаете, насколько соблазнительны, – а я всего лишь человек.
Элери выдернула руку и быстро накинула пальто. Она понимала, что часть вины лежит на ней. Надо было сразу охладить его пыл.
– Как я уже сказала, – заявила она с непреклонным видом, – давайте забудем об этом.
– Легко сказать, но трудно сделать. – Джеймс смотрел на нее в упор, решительно сжав губы. – Это значит, что вы передумали и не намерены возвращаться?
С минуту Элери критически разглядывала его.
– Нет. Я не настолько мелочна, чтобы отказаться от работы, которая мне нравится, из-за… подобного пустяка.
Глаза Джеймса сузились. Он глубоко вздохнул.
– Отлично. Значит, в понедельник приступаете?
– Да. – И тут внезапно на нее навалилась усталость. – Спокойной ночи.
– Вы совсем выдохлись, – угрюмо заметил Джеймс. – Элери… – Он помолчал, досадливо пожав плечами. – Что бы я ни сказал сейчас, будет только хуже. Спокойной ночи, Элери. Поосторожней за рулем.
Нельзя сказать, чтобы Элери рассердили поползновения Джеймса заняться с ней любовью. Она ехала домой, чувствуя себя вполне довольной жизнью, несмотря на легкую головную боль. Дома она приготовила себе и Нико горячие напитки и сказала ему, что хочет лечь пораньше и почитать в постели.
Нико пристально посмотрел на нее.
– Что-то ты плохо выглядишь, Эл.
– Устала. Мне надо отоспаться. И тебе тоже, между прочим. Не сиди долго.
Наверху Элери проглотила пару таблеток от головной боли, выпила горячее молоко и забралась в постель, чтобы предаться мыслям о поцелуях Джеймса и чувствах, которые он в ней возбуждал. Она хотела, чтобы Джеймс занялся с ней любовью, – настолько, что чуть было не сдалась, – но, не походя, вследствие невольной близости, возникшей между ними за последние дни. Если уж заводить любовника, то с некоторыми романтическими атрибутами: цветами и музыкой, может быть, даже с признаниями в любви за обедом при свечах. Почему бы и нет? Разве умная, деловая и, если верить Джеймсу, желанная женщина не заслуживает этого? Элери заснула с улыбкой. А проснулась ни свет, ни заря, чихая и сморкаясь. И было очевидно, что она не в состоянии обслуживать клиентов.
– Я так и знал, – негодовал отец. – Ты изнуряешь себя, ухаживая за этим типом Кинкейдом, и вот, пожалуйста – заболеваешь сама.
– Я простудилась, па, – просипела она. – Половина жителей Пеннингтона больны. И многие из них заходят в кафе.
– Отправляйся в постель, – приказала мать.
– Но у меня нет гриппа, – попробовала протестовать Элери.
– Нет. У тебя обыкновенный, но от этого не менее противный насморк. И если проведешь в постели сегодняшний день, то быстрее поправишься, – решительно заявила Кэтрин. – Я займусь заказами, а потом загляну к тебе. Отец присмотрит сегодня за Джанни.
Элери с благодарностью подчинилась, наполнила грелку горячей водой, заварила кружку чаю, прихватила с собой переносной телефон и поднялась наверх, чтобы насладиться неожиданно представившейся возможностью понежиться в теплой постели. Ближе к полудню зазвонил телефон.
– Элери? – раздался голос Джеймса. – В кафе мне сказали, что вы заболели. Конечно же, заразились от меня. Я знал, что так и будет!
– Я простудилась, – возразила она. – У меня обыкновенный насморк. Не грипп.
– Вы в постели?
– Да. Очень уютно устроилась с грелкой, радио и триллером, от которого мороз по коже.
– Понятно. Наслаждаетесь болезнью?
– Вот именно.
Он кашлянул скорее из-за смущения, как показалось ей, чем по причине воспаленных дыхательных путей.
– Я звоню, чтобы еще раз извиниться за вчерашнее.
– Не стоит, – с легкостью заявила она. – Я уже все забыла.
– Вам повезло, – отрывисто бросил он. – И если вы случайно переживали, как я буду питаться сегодня вечером, то сообщаю, что Камилла приезжает из Лондона.
Элери сердито нахмурилась, пользуясь тем, что ее не видят.
– Нисколько. Я хочу сказать, не переживала. Но рада, что о вас есть, кому позаботиться.
– Спасибо, – сказал он отчужденным тоном.
Вдруг Элери оглушительно чихнула – и воспользовалась этим, чтобы распрощаться с ним. Итак, Камилла опять появляется на сцене. Элери не могла не пожелать, чтобы Джеймс все еще оставался заразным. Она провела несколько приятных минут, представляя себе эту леди в лихорадке, со слипшимися волосами и запавшими глазами, затем строго отчитала себя за недостаток милосердия. Что ей Камилла? Когда в следующий понедельник она окажется за столом напротив Джеймса, оба автоматически вернутся к нормальным, соответствующим их положению отношениям. И сохранят их впредь.
Элери решила, что хотя бы на один день заслуживает такой роскоши, как безделье в постели, предупредив домочадцев, чтобы они держались от нее подальше. Однако, когда пришло время ленча, Кэтрин нарушила ее уединение, заявив, что дочери необходимо подкрепиться.
– Простуду надо кормить, а лихорадку – голодом морить, – решительно заявила она, поставив поднос Элери на колени. – Грибной суп. Я добавила немного сыра.
– Спасибо, – с благодарностью сказала Элери. – Я просто умираю с голоду. Не подходи ко мне слишком близко.
Кэтрин послушно отошла к двери.
– Ты не собиралась к мистеру Кинкейду сегодня вечером?
Элери покачала головой.
– Нет, мы не увидимся до понедельника.
– Ну и хорошо. Может, хочешь чего-нибудь еще?
– Нет, спасибо, все нормально. Больше не поднимайся ко мне. Я подремлю после ленча.
На следующее утро Элери проснулась без всяких признаков простуды, но была признательна, когда ей приказали остаться дома.