– В московские храмы я не хожу, – ажитированно продолжала женщина, – столичные священники порочны, нет в них истинной святости. Несколько раз в году езжу в монастырь, к матушке Филимоне. Я хочу постричься в монахини, замолить грехи отца и сестры. В середине жизни я поняла – мой долг спасти их души. Вот деньги лежат, ни копейки не потратила, а почему? Матушка Филимона мечтает о школе для сироток, но никак нужных средств не наберет, вот я и решила: насобираю пятьдесят тысяч долларов, привезу ей и скажу: «Это на школу, возьмите меня в монастырь, только работой не напрягайте – стану сестру с отцом отмаливать». Но после смерти Бекки запас тяжело пополняется, медленно.
Медсестра уставилась на меня, я не нашлась, что ей сказать. На язык просились совсем ненужные фразы вроде таких: «Покупка места в монастыре не приблизит к богу, желание молиться исключительно о своих родных, не выполняя никакой другой физической или душевной работы, не свидетельствует о глубокой вере». Вполне вероятно, что настоятельница спросит у новой послушницы: «Где ты взяла такие огромные деньги?» Неужели она ответит правду: «Это плата за помощь в незаконных действиях»?
– В общем, Бекки отправилась в рейс, а я уехала в монастырь, – сказала Таисия Петровна. – Взяла отпуск на работе и объяснила, что купила путевку в санаторий. Меня пытались найти, когда произошло несчастье, но не смогли, вот и похоронили сестру где-то, в чужой земле, на краю света.
– И вы ни разу не ездили на могилу к Бекки?
– Нет. Денег много надо, билет-то ого-го сколько стоит!
– Но у вас же лежит в загашнике почти пятьдесят тысяч баксов!
– Это на мечту, – отрезала будущая монашка, – их трогать нельзя. Коплю на школу. Даст бог, скоро наберу и тогда буду своих отмаливать: папу и Бекки.
– А Алису? – задала я провокационный вопрос.
– Она этого не заслужила, – злобно бросила, как выплюнула, Таисия Петровна, – пусть горит в аду. Меня соблазнила, а это страшный грех. Человек слаб, он поддается искушению. Кто виноват, если у честного человека рука к злату потянулась, когда другой, плохой, его специально коварно подсунул? Тот, кто искушал, а не тот, кто взял!
И тут меня осенило:
– Вы соврали!
Щеки медсестры вспыхнули огнем.
– Я никогда не лгу!
– С этим заявлением можно поспорить, – резко возразила я. – Оно само по себе уже ложь, но вы совершили больший грех.
– Какой? – прошептала женщина.
– Помочь тайком вынести тело Полины Брызгаловой вас попросила не Бекки, а ее внучка Алиса, да?
– Нет, – слабым голосом сказала собеседница, – нет, нет…
– Да! – перебила я ее. – Отсюда и рассуждения о виновности того, кто искушает.
Женщина закрыла лицо руками и начала раскачиваться из стороны в сторону, но мне ее было не жаль.
– Знаете, как дело обстояло? Алиса пришла сюда, – безжалостно излагала я свою версию событий, – и предложила вам крупную сумму. Уж не знаю, где она взяла деньги, наверное, украла. И вы, одержимая желанием уйти в монастырь, получить там особый статус, дрогнули и выполнили работу. Бекки была не в курсе той истории, так?
Медсестра заплакала. Я подождала, пока поток слез иссякнет, и повторила:
– Ведь так?
– Значит, она все же жива, – еле слышно прошептала Таисия Петровна, – и ты сейчас играла со мной, как кошка с мышью. Никто, кроме нас, о той истории не знал. Но Алиса… она…
– Проболталась Бекки?
– Да.
– И вы с сестрой повздорили!
Сурганова подняла голову.
– Повздорили… О боже, нет! Мы поругались насмерть! Бекки примчалась сюда ночью…
Я притихла в кресле – кажется, сейчас Таисия говорит правду.
Медсестра никогда не видела Бекки в таком гневе и никогда не слышала из ее уст подобных слов. Она даже не предполагала, что Бекки знает столько ругательств.
– Сука! – шипела сестра, в грязных сапогах вбежав в комнату. – Гадина, Алиска мне все рассказала! Как ты могла? Не спросив у меня!
Тася залепетала про монастырь, школу, мать Филимону, но Бекки, отвесив сестре пару пощечин, заявила:
– Всю жизнь я берегла тебя, сама работала, ты лишь на подхвате была. Мразь! Надо бы тебе правду рассказать, да не могу, времени нет. Сутки мне всего дали, чтобы все исправить, наказали за тебя. Убийца!
– Кто? – зарыдала Тася.
– Ты, – безжалостно заявила Бекки. – Раскрой глаза, хватит белой лебедью прикидываться! Ты ничего не знала?
– Ты о чем? – затряслась сестра.
– Не понимала? – наседала Бекки.
– Нет!
– Не задавала себе вопросов, отчего мы хорошо живем?
– Нет.
– Сволочь! – рявкнула Бекки. – Чего тогда в монастырь лыжи навострила? О каких грехах молиться решила? Святоша!
Таисия забилась в угол кресла.
– Ты еще понадобишься, – жестко заявила Бекки, – рано или поздно к тебе придут от меня. Я из могилы сумею человека послать, и упаси бог его ослушаться, он тебя и в монастыре отыщет, из-под земли достанет, из гроба. Жди гонца, сука! Ты мне больше никто, и прикрывать тебя я не стану.
Отвесив сестре еще одну оплеуху, Бекки ушла. А затем начались несчастья: смерть Алисы, Олега, самой Бекки.
– Но она не умерла, – лепетала сейчас Таисия Петровна, – ты от нее явилась. Приказывай, я поняла, что ты специально со мной говорила, выясняла мое настроение…
– Где сейчас Бекки? – спросила я.
– Не знаю! Ей-богу! Не проверяйте меня больше! Мне очень плохо! Я не слышала ничего о сестре! Давно! – заплакала медсестра. – Я ее предавать не хотела, я знаю, ты тоже «проводник», только поэтому и откровенничала с тобой. Я никому никогда ни гу-гу! Я честная! В монастырь уйду, прямо сейчас…
От Таисии Петровны я вышла с гудящей от боли головой. За довольно короткое время я узнала кучу шокирующих сведений, но целая картинка никак не складывалась. Так что же мы имеем?