– Есть немного, – кивнул Антон, – так всегда после заправки.
– Слишком сильно, – задергала я носом.
– Давай тут направо… прямо… теперь стоп, можно вылезать… – командовал парень.
Я оглянулась.
– А где автомобиль припарковать?
– Тут бросай.
– Посреди дороги?
– Прижмись правее.
– Нет, просто так я машину не оставлю, – уперлась я. – Не дай бог какой-нибудь трактор поедет и зацепит! Где местные жители свои колеса держат?
Антон вздохнул.
– Видишь калитку? Я в нее зайду, пересеку двор и открою ворота, они изнутри шестом подперты.
Я зевнула.
– Эй, проснись! – засмеялся Антон. – Чем ночью занималась?
– Дрыхла без задних ног.
– Не похоже что-то.
– Отлично спала, сама не пойму, почему сейчас сморило, – ответила я и снова зевнула. – Наверное, я устала. И не вижу въезда во двор.
– Сейчас Ленка нам кофе сварит, – пообещал Антон. – Ворота дальше. Ты поезжай вперед и метров через триста увидишь железные створки, автоматику мы пока не поставили, дом новый, двор здоровый. Я тебе открою. А ты сейчас газани посильней.
– Зачем? – удивилась я, вглядываясь в наползающий на дорогу туман.
– Там впереди, метров через сорок, яма противная, – пояснил Антон, выходя из машины, – не глубокая, глиной наполнена, если медленно тащиться, завязнешь, а на газу пролетишь. Здесь все так делают, перемахивай на скорости колдобину и притормаживай плавно, если ворота будут еще закрыты, не гуди, значит, я не дошел, ты однозначно на колесах быстрее доберешься.
– Поняла, – сказала я и нажала на педаль.
Машина послушно рванула вперед, я вцепилась в руль. Ну, где же яма? «Букашка» влетела в туман, надо бы притормозить, но ведь Антон предупредил меня о колдобине. В ту же секунду я почувствовала, что автомобиль заваливается вперед, дорога исчезла из-под колес. Я завизжала и попыталась нажать на тормоз. В глазах потемнело, меня сильно затошнило, завертело, словно кофейное зерно в мельнице, послышался звон. Последнее, что я помню: резкий запах бензина, порыв ветра, бьющий в лицо, грохот, треск, скрежет… Потом наступила тишина.
– У-у-у-у, – надрывался вой сирены.
Я хотела открыть глаза и сесть. Ну вот, опять не закрыла на ночь окно, и теперь проснулась от вопля то ли «Скорой помощи», то ли пожарной машины. Но веки не поднимались, тело не повиновалось. Неприятный звук неожиданно стих, я прислушалась к собственным ощущениям. Очень холодно, дует, а вместо теплого пухового одеяла сверху лежит какая-то тряпка. И матрас почему-то жесткий.
– Шестьдесят на сорок, – сказал вдруг чей-то незнакомый голос.
– Суки! – с чувством произнес другой. – Видят же и не пропускают!
– В голову никому не приходит, что сами в «Скорой» оказаться могут, – вступило в беседу нервное сопрано. – Сергей, сыграй им.
– У-у-у-у, – заработала сирена.
Я вновь начала проваливаться в туман, в голове не было ни одной мысли, только ощущение невероятного холода…
– Не надо, – услышала я голос Катюши, – лучше из того шприца.
Я обрадовалась: значит, подруга вернулась. Но что она делает в моей спальне? Глаза открылись, вместо привычной трехрожковой люстры я увидела на потолке точечные светильники.
– Лампуша! – воскликнула Катюша и склонилась надо мной. – Ты как?
– Замечательно, – машинально ответила я и тут же ощутила странный дискомфорт в грудной клетке.
– Болит? – сочувственно спросила Катя.
– Где я?
– В больнице, – сказала подруга, – в очень хорошем месте. У тебя сломаны ребра, ободраны локти и колени, есть порезы. Но это все. Вот счастье! Есть бог на свете! А еще говорят, что надо пристегиваться ремнем! Страшно представить…
Звук пропал, лицо Катюши стало расплываться, а потом вовсе исчезло в серой дымке.
Несколько дней, не знаю три, четыре или пять, я провела, как домашняя кошка: ела и спала. Потом неожиданно очнулась здоровой. За окном было темно, в палате горела маленькая лампочка, значит, наступил поздний вечер, или вообще пришла ночь.
Я села, спустила ноги с кровати и стала нашаривать тапки. Голова кружилась, руки дрожали, а дышать пришлось неглубоко, иначе под сердцем начинала медленно вращать винтом мясорубка, причиняя резкую боль.
– Ты куда собралась? – загремел Костин, входя в комнату.
Я вздрогнула.
– Пописать, – машинально ляпнула я.
– В кровать подадут, – ухмыльнулся Вовка. – Эй, утя, утя, иди сюда… Где у тебя эмалированный корабль?
– Сама доберусь до унитаза, – вспыхнула я.
– Уже добралась! – рявкнул Костин. – Я чуть себя не съел. И зачем отпустил одну? Но я просто не понимал, с кем мы имеем дело.
– А что случилось? – робко спросила я, откидываясь на подушку.
– Не помнишь? – прищурился Вовка. – А можешь рассказать, как прошла встреча с Антоном Зябликовым?
– Попытаюсь.
– Начинай, – велел майор.
Когда я добралась до того момента, как Антон пошел к калитке, Вовка воскликнул:
– Ага! Ты его не узнала!
– Зябликова? А мы раньше встречались?
– Это он толкнул тебя на улице и выкрал ключи.
– Нет, – возразила я, – у вора была темная куртка, а менеджер по собачьим консервам надел голубую, когда выходил из фирмы.
– Ты сейчас всерьез приводишь этот аргумент? – насупился Костин. – Врачи говорили, что мозг у тебя вроде не пострадал.
Я заморгала. Действительно, сморозила глупость.
– Скажи, тебя по дороге кусали мухи? – неожиданно спросил Вовка.
– Нет, – изумилась я.
– Комары, осы? – перечислял майор.
– Нет.
– Ладно. Может, Антон тебе водой угощал? Конфетами?
– Он предложил мне яблоко.