Но выбрать фильм было так трудно, что в конце концов она решила посмотреть два, в перерыве выпив кофе с булочкой.
Домой девушка вернулась только в десять часов. Поставив машину в гараж, она вошла в дом, стараясь не шуметь.
Однако проскользнуть незаметно в спальню ей не позволил Никос, появившийся из кабинета. Он что, может видеть сквозь стены? Или расставил видеокамеры по всему дому, чтобы следить за ней?
На нем были джинсы и рубашка, подчеркивающая ширину плеч и тонкую талию.
— Ты проверяла свою голосовую почту? Никос говорил спокойно, но Катрина сразу поняла, что муж в плохом настроении.
— Нет, а что?
— Шеба звонила дважды. Энрике тоже, требуя, чтобы ты немедленно перезвонила ему. И Харри, который мило заверил, что у тебя есть его номер. — Выражение его лица было невозмутимым, но это была только маска. — И они все сказали, что пытались позвонить на твой сотовый, но ты не брала трубку.
— Я должна извиниться за то, что тебе пришлось отвечать на звонки?
Никос тряхнул головой.
Катрина не отрывала взгляда от его лица. Вокруг глаз мужа собрались крошечные морщинки. Она перевела взгляд на его губы. Они были твердо сжаты.
Сейчас Никос внушал ей страх. Он был похож на хищника, приготовившегося схватить беззащитную жертву.
Беги, пискнул голосок у нее в голове. Но Катрина была прирожденным борцом. Не в ее обычаях прятаться.
— Я не обязана тебе ничего объяснять, — четко произнесла девушка, наблюдая за тем, как напряглись мускулы у него на шее.
— А я так не думаю, — сказал он, засовывая руку в карман брюк.
— Иди к черту.
Катрина повернулась и занесла ногу над ступенькой, но сильные руки Никоса легли ей на плечи. В следующую секунду муж развернул ее лицом к себе.
— Подожди, — сказал он.
Девушка знала: стоит ей шевельнуться — и пальцы Никоса сожмут ее стальной хваткой. Катрина посмотрела ему в глаза.
— Принуждение силой, Никос?
— Это ты хочешь войны, не я.
— Я этого не говорила.
— Твои поступки говорят сами за себя. Если ты хочешь, чтобы мы общались как цивилизованные люди, тебе придется самой приложить к этому усилия.
— Тебе тоже.
Он отпустил ее, и Катрина стремительно взбежала по ступенькам, чувствуя на себе пристальный взгляд. Оказавшись в спасительном уединении комнаты, она захлопнула дверь и рухнула на кровать.
Усилием воли она заставила себя включить сотовый и прослушать голосовую почту. Затем позвонила матери.
Милый и симпатичный Харри был дизайнером, которого она наняла для работы в двух новых домах, покупка которых была удачным вложением денег. «Цвета, дорогая. Нам надо обсудить цвета. Голубой ну просто никуда не годится», — сказал он по телефону.
В начале сотрудничества они долго спорили по поводу внутренней отделки домов, наконец Катрина сдалась и предоставила ему свободу действий. Их маленькие ссоры переросли в крепкую дружбу.
Энрике — совсем другое дело. Высокомерный, назойливый, язвительный. Он внушал ей страх и отвращение. Вздохнув, Катрина разделась и отправилась в душ.
Позже, лежа в темноте, она размышляла: два дня прошло. Но остается еще триста шестьдесят три. Как она сможет вынести это?
Катрина проснулась поздно, с раскалывающейся от боли головой. Не успев позавтракать, она бросилась в офис.
День не задался с самого начала. Со всех сторон сыпались жалобы. Разговор с субподрядчиком превратился в обмен оскорблениями. И в довершение всего Энрике потребовал встречи.
На ланч времени не было, поэтому Катрина послала за сэндвичами, которые съела прямо за столом. В четыре часа позвонил адвокат Кевина, сообщивший, что Энрике опротестовывает завещание на том основании, что ему было обещано наследство.
Чушь, подумала Катрина. Этот смехотворный процесс только отнимет у всех время.
Девушка приняла таблетки от головной боли, но они не помогли, а напротив — ухудшили се состояние. Голова была словно налита свинцом.
В шесть часов Катрина поставила машину в гараж и вошла в дом. Все, о чем она могла думать, так это о расслабляющей ванне и очередной порции обезболивающих. Неплохо было бы еще опустить жалюзи в спальне и свернуться клубочком на прохладных простынях, укрывшись от всего остального мира.
Но когда она поднялась в спальню, в ее аптечке не оказалось таблеток.
Никос нашел жену на кухне бледную как полотно. Она была в халатике на голое тело. Влажные волосы рассыпались по плечам.
— Что, черт побери…
Он осекся, разглядев, в каком она состоянии. Катрина закатила глаза. Последнее, что ей сейчас было нужно, — это стычка с Никосом.
— Я знаю, что выгляжу отвратительно, — проборм°тала она РавноДУшно. — Где у тебя обезболивающие?
Муж подошел к кухонным ящикам и выдвинул один из них. Достав пачку с таблетками, он налил в стакан воды и протянул все ей.
— Болит голова?
— Да. — Катрина закинула в рот две таблетки и запила водой.
Она даже не заметила, как Никос подвинул стул, и среагировала только тогда, когда он бережно усадил ее.
— Что ты делаешь? — вяло пробормотала девушка, мечтая только о том, чтобы добраться до постели.
Никос не слушал ее. Сняв пиджак и галстук, он закатал рукава рубашки.
— Тихо, расслабься, — скомандовал он. Его руки начали массировать ее шею и плечи.
О небо, как ей было хорошо! Божественно. Она опустила ресницы и поплыла на волнах наслаждения, которое дарили его умелые пальцы.
Никто, кроме Кевина, не прикасался к ней так.
Столько времени сдерживаемые эмоции вырвались наружу, и слезы потекли у нес по щекам.
Никос почувствовал горячие капли на своих пальцах. Он поднял жену на руки и прижал к своей груди.
Если бы он произнес хоть слово, она тут же вырвалась бы из его объятий, но он ничего не говорил. А ей так хотелось выплакать кому-нибудь свое горе. Она не плакала даже на похоронах.
Катрина вцепилась в плечи мужа, заливая слезами его рубашку.
Никос на руках отнес Катрину в спальню. Он откинул покрывало и уложил ее на постель, а сам лег рядом, одетый, хоть и знал, что она в любую минуту может вспомнить, где она и с кем, и оттолкнуть его.
Но она этого не сделала. Постепенно ее плечи перестали подрагивать, и девушка затихла. Ровное дыхание подсказало ему, что Катрина уснула.
Ее близость была мучительной для него. Он больше не мог сдерживаться. Очень осторожно Никос попытался убрать ее руки, обнимавшие его, но она пробормотала во сне что-то в знак протеста.