Габби взяла сумочку под мышку и вышла из комнаты. Бенет последовал за ней. Она молча села в «ягуар», размышляя о том, как похожи в своей скрытой мощи спортивный автомобиль и мужчина за его рулем.
Надо быть полной идиоткой, чтобы вести с ним игру, пусть даже невинную. Если она и победит, победа обернется для нее поражением. И вряд ли в обозримом будущем ей удастся склонить чашу весов в свою пользу.
Ну что же. Деловой разговор, во всяком случае, не представляет никакой опасности.
— Как Джеймс отреагировал на твое предложение?
Бенет чуть повернул голову и бросил на нее мимолетный взгляд, затем снова сосредоточил внимание на дороге.
— Ни к чему не обязывающая светская болтовня, Габби?
— Я могу спросить и Джеймса.
— Через пару недель я лечу в Мельбурн.
«„Я“, а не „мы“», — уныло подумала она.
— Как долго тебя не будет?
— Три, может, четыре дня.
Пора бы уже привыкнуть к его частым поездкам по Австралии и за границу, однако с каждым разом она ощущала его отсутствие все острее и, черт побери, чувствовала себя невероятно уязвимой.
Габби хотела сказать, что будет скучать, но это было бы равносильно признанию, которое она еще не готова сделать. И она предпочла уставиться на мелькающий за ветровым стеклом пейзаж, на нежную дымку, окутавшую город, на лазурное небо с розовыми бликами вокруг заходящего за горизонт солнца. Скоро длинный летний день сменят быстро сгущающиеся сумерки, а бесчисленные уличные фонари и неоновая реклама создадут волшебные световые узоры.
Эти изумительные бухты и бухточки и величественный оперный театр на фоне грандиозного моста Габби видела каждый день по дороге на работу и воспринимала их как само собой разумеющееся, но сейчас, пристально вглядываясь в даль, она признавала, что восторженные восхваления сиднейской гавани, как одной из самых красивых в мире, вполне заслуженны.
Транспорта в этот час было относительно мало, и они достигли цели без задержек. Бенет плавно остановил «ягуар» на свободном месте частной стоянки рядом с галереей.
Габби открыла дверцу и вышла из машины, с трудом сдержав порыв пригладить волосы вдруг задрожавшими пальцами. «Это обычный вечер, просто один из множества вечеров, когда необходимо болтать и улыбаться и притворяться, что все в моем мире отлично», — сказала она себе.
«У меня хватит опыта», — повторяла она, идя рядом с Бенетом ко входу.
Войдя в вестибюль, Габби сразу заметила, что публика собралась достаточно разношерстная. Владелец галереи с энтузиазмом приветствовал Николсов. Его экстравагантные манеры были такой же частью образа, как и яркий, вычурный стиль одежды и изобилие драгоценностей. Десять лет ушло у Леона, чтобы создать и этот образ, и постоянную клиентуру, зато его усилия увенчались потрясающим успехом. Городская элита считала для себя честью посещать вернисажи Леона по специальным приглашениям.
— Дорогие мои, как поживаем?
Габби смиренно выдержала поцелуи галерейщика и улыбнулась проницательным глазам, с восторгом смотревшим на нее.
— Прекрасно, Леон, мерси, — тихо ответила она.
Родившийся в Италии, Лео, обнаружив, что его предки бежали из Франции во время революции, всячески подчеркивал свои французские корни.
— Счастлив это слышать. — Леон энергично пожал руку Бенета. — Вы увидите сегодня потрясающие вещи и, уверен, по меньшей мере, одной заинтересуетесь. Я сам покажу вам ее. Но сначала шампанское. — Взмахом руки Леон привлек внимание официанта, взял с подноса два бокала и подозвал официантку с закусками. — Белуга, копченый лосось, анчоусы.
Габби выбрала тонкую вафлю с копченым лососем, искусно украшенную сливочным сыром.
— Изумительно. Франц превзошел сам себя.
— Благодарю, дорогая, — ласково сказал Леон. — Теперь общайтесь. Вы почти всех здесь знаете. Позже я присоединюсь к вам.
Габби остро ощущала интерес публики к себе и Бенету. Пришло время улыбаться направо и налево. С врожденным обаянием она приветствовала одного знакомого за другим, останавливалась поболтать, затем двигалась дальше.
Когда появится Джеймс с Моникой на одной руке и Аннабел на другой? Через десять минут? Пятнадцать?
Двадцать! Габби перехватила взгляд отца, улыбнулась в ответ на его улыбку и ждала, пока он проберется сквозь толпу гостей.
— Здравствуй, дорогая. — Джеймс стиснул ее руку и повернулся к зятю: — Рад встрече, Бенет.
Габби, Моника и Аннабел обменялись воздушными поцелуями.
От Аннабел исходил тонкий аромат дорогих духов, еле заметный, чего нельзя было сказать о ее наряде. Черное платье как вторая кожа облегало грудь, подчеркивая отсутствие бюстгальтера, а юбка заканчивалась, почти не успев начаться, балансируя на грани неприличия.
В зале не было ни одного полнокровного мужчины, глаза которого не вспыхнули бы при виде безупречного произведения природы. Ни одна из присутствующих женщин не оставила без внимания этот интерес, как и не смогла подавить тревогу при виде тигрицы, вышедшей на охоту.
Габби могла бы их всех успокоить: цель этой охоты — Бенет, а жертва — она, Габби.
— Вам уже что-нибудь приглянулось?
Любому услышавшему этот вопрос он показался бы абсолютно искренним. Габби, более чуткая, уловила в тоне Аннабел выпад и повернулась за помощью к Бенету.
— Да. Один-два экспоната вызвали мой интерес.
— Ты собираешься покупать? — поинтересовалась Моника, явно заинтригованная.
— Возможно, — удовлетворил Бенет ее любопытство.
Габби подумала: «Знает ли Джеймс о махинациях приемной дочери и ее тайном сговоре с его женой? Вряд ли».
— Бенет, ты просто обязан показать их мне, — обольстительно промурлыкала Аннабел.
Габби ужасно захотелось ее ударить. На какую-то долю секунды она мысленно увидела эту сцену и ощутила радость победы.
— Номера пять и тридцать семь, — сказал Бенет.
— Габби, почему бы тебе не показать Монике и Аннабел эти вещи? — предложил Джеймс. — Мне нужно кое-что обсудить с Бенетом.
О Господи! Неужели отец не понимает, что бросает ее на съедение львам?
— Пусть девочки посмотрят одни, — нежно проворковала Моника. — Мне необходимо переговорить с Бертрис Остермен.
Как удачно подвернулась эта светская матрона! Габби натянуто улыбнулась Аннабел:
— Пойдем?
Две минуты и двадцать шагов понадобилось, чтобы достичь первой картины, выбранной Бе-нетом.
— Авангард, — объявила Габби. — Но, безусловно, оживит одну из стен офиса.
— Хватит трепаться, Габби. Эти так называемые произведения искусства — хлам.
— Но стимулируют светскую жизнь, ты не согласна?