Я вошла в темную прихожую. Тусклая лампочка освещала помещение, очень смахивающее на коридор в районном отделении милиции. Стены были выкрашены блестящей масляной краской, низ темно-синий, верх голубой. Пол покрывал потертый, местами рваный линолеум. В углу висела самая простая, дешевая вешалка из некрашеной сосны. Никакой обуви или верхней одежды не было видно. Прихожая выглядела нежилой и безликой, ни зеркала, ни столика или тумбочки, куда вошедшие обычно бросают шапки, перчатки, шарфы, ни кашпо с цветами, ни картины, ни календаря…
Я поискала хоть какие-нибудь тапки и не нашла. Идти в квартиру в уличной обуви, конечно, неприлично, но снимать сапожки и топать в чулках по грязному полу мне совершенно не хотелось.
Я сразу обозлилась на хозяйку. Хороша Маша! Даже не вышла встретить человека! А раз так, то получай фашист гранату.
Прямо в сапогах я шагнула в комнату. Она тоже оказалась почти пустой. Из мебели здесь были стол, большой диван и два разномастных кресла, одно из них стояло спиной к двери. Я возмутилась. Первый раз встречаю подобную девицу. Сидит в кресле, вон, над спинкой торчит голова, и даже не собирается встать, чтобы поздороваться.
– Добрый вечер, Маша! – гаркнула я.
Кресло стало медленно разворачиваться, я увидела большие колеса, потом существо, сидящее на клетчатом пледе, и едва сдержала крик.
Тщедушное тельце скрючилось между подлокотниками. Слишком тонкая шея поддерживала несуразно большую голову, покрытую редкими волосами. Длинные худые руки походили на корявые ветки.
– Здравствуйте, – веселым голосом сказала Маша, – садитесь. Могу угостить вас чаем, но для этого нам придется перебраться на кухню.
– Э… э, – промямлила я.
Маша улыбнулась и, толкая руками колеса, ловко вырулила в длинный мрачный коридор. Я покорно пошла за ней, пытаясь скрыть ужас и сострадание.
Кухня неожиданно оказалась огромной. Очевидно, когда-то помещение перегораживала стена, но жильцы снесли ее и получили столовую, совмещенную с блоком для приготовления пищи. Вот тут все было новеньким, сверкающим, чистым, только что купленным, а на большой доске, прикрепленной у окна, высился дорогой компьютер с современным плоским экраном и беспроводной мышкой.
Маша неожиданно ловко принялась хозяйничать. Наливая воду в чайник, она сказала:
– Делаю ремонт потихоньку. Сразу во всех помещениях не получается. Кухню уже в божеский вид привела, а теперь спальня и коридор на очереди. Времени не хватает, работы навалилось выше крыши.
– Вы работаете? – я разинула рот.
Маша подъехала ко мне, поставила на стол чашку и ехидно поинтересовалась:
– Почему же нет? Я молодая, здоровая, с какой стати баклуши бить, а?
Я закивала головой, как китайский болванчик, потом от растерянности глупо спросила:
– И где же вы трудитесь?
Маша отъехала к шкафчикам, достала с полки коробку дорогих шоколадных конфет и с сарказмом сказала:
– В Большом театре. Танцую ведущие партии Одетты, Одиллии, Жизели…
– С ума сошла! – вырвалось у меня.
Маша расхохоталась.
Мне сразу стало стыдно.
– Бога ради простите, я…
– Ничего, – оборвала меня Маша, – вы не первая. Даже деликатно держались. Другие вообще обалдевают и такое несут! Я работаю веб-дизайнером. Оформляю частным лицам и организациям сайты, вполне прилично зарабатываю, общаться предпочитаю через Интернет. Никаких сложностей тогда не возникает! Но вы бы видели, какие у заказчиков делаются лица, когда они мне на дом деньги привозят! Отчего-то народ полагает, что если у вас с телом беда, то и с мозгами кирдык. Вовсе нет. Я очень хорошо соображаю, денег хватает не только на хлеб с маслом, у меня довольно большой круг друзей, и я вполне счастлива. Вам это кажется странным?
– Нет, – робко ответила я.
– Кстати, – улыбнулась Маша, – мне многие завидуют. Та же Света, например. Правда, странно? Руки-ноги у нее отлично работали, да и внешне она была ничего, а мне, убогой, завидовала.
– Вы не производите впечатления убогой, – сказала я.
– Надеюсь, что нет, – усмехнулась Маша, – больше всего на свете пугаюсь слова «инвалид». Так зачем вы ко мне пришли? Извините, но вы совершенно не похожи на милиционера.
Я молча вынула из сумочки удостоверение. Маша взяла его тонкими бледными пальцами, внимательно изучила и сказала:
– Все ясно, говорите!
Большие карие глаза девушки в упор уставились на меня. На секунду мне показалось, что они прожгут в моей одежде дыру. Внезапно я сказала правду:
– После родительского собрания в школе я шла домой через стройку…
Когда я закончила рассказ, Маша спокойно произнесла:
– Ладно, хоть я и не привыкла раскрывать чужие секреты, но, думаю, в данном случае это оправдано. Однако мне придется начать издалека.
Я кивнула.
Маша стала инвалидом не из-за каких-то форсмажорных обстоятельств, она родилась полупарализованной, почти беспомощной. Ошибка природы, злая насмешка судьбы. Врачи в родильном доме уговаривали молодую мать избавиться от младенца.
– Сдай девочку в специнтернат, – советовали они, – мы тебе же добра желаем. И потом, имей в виду, такие дети, как правило, еще и умственно недоразвитые. Представляешь свои мучения? Не факт, что ты научишь дочь даже пользоваться горшком.
Но Зина, мама Маши, твердо отвечала всем «доброжелателям»:
– Ничего. Это моя девочка, какая получилась, такая и уродилась. Проживем как-нибудь.
Когда Зина оказалась дома, к ней пришла патронажная сестра из детской поликлиники. Увидев Машу, пожилая женщина воскликнула:
– Отдай уродку в интернат!
– Нет, убирайтесь прочь, – велела Зина.
– Без мужа останешься, – предостерегла медсестра, – уж поверь моему опыту! Мужики инвалидов не переносят, редко кто год выдерживает, уходят, да еще заявляют: «У меня не могла кретинка получиться. Это твоя дурная кровь!» Так что послушай умный совет: сдай девку, такие долго не живут, родишь себе другую, здоровую. И семью сохранишь.
– Пошла на!.. – ответила Зина и захлопнула за доброхоткой дверь.