В голову неожиданно пришло воспоминание. Вот наша семья празднует день рождения Катюши. Поскольку отмечалась круглая дата, то мы собрали безумное количество гостей. Приехали Катюшины коллеги по работе, приятели Сережки и Юли, «однополчане» Костина, соседи… Естественно, принять всех на городской квартире мы не могли, поэтому устроили шашлык на природе, организовали пикник в Алябьеве, там у нас была дача. Накрыли шведский стол, расставили мангалы. Кате, естественно, запретили даже думать о готовке, обслуживать пирушку поручили мне и детям. Кирюшка жарил шашлыки. Пробегая мимо печки с углями, я услышала замечательный диалог.
– Вы какие больше любите? – вопрошал мальчик у Татьяны Михайловны, Катиной коллеги. – На этом мангале шампуры со свининой и курицей. А на решетке с осетриной и овощами!
– Право, не знаю, – растерялась Таня, – все вроде вкусно. Ну… Дай мне то, что ест Костин! У него на тарелке очень аппетитный шашлык.
Лично я моментально бы крикнула: «Эй, Вовка, чем лакомишься?» и, услыхав, к примеру: «Свининой», – сняла бы с мангала шампур и подала Тане, но Кирюшка отреагировал иначе.
– Ох, боюсь не получится, – почесал он макушку.
– Почему? – изумилась Татьяна. – Тебе жаль угостить меня тем, что лопает Вовка?
– Нет, конечно, – вздохнул Кирюшка, – я могу попытаться у него отнять, но боюсь, он не отдаст!
Коля моргнул раз, другой, третий. Я продолжала пребывать в недоумении. Ну откуда под столом взялась опора? Обо что я сейчас чешусь? Чтобы разобраться в ситуации, я уронила на пол салфетку, нагнулась и… увидела под столешницей две конечности в мятых брюках и не слишком чистых ботинках.
Кровь бросилась в голову. Значит, я, попивая кофеек, самозабвенно прижималась к коленке Коли, приняв ее за ножку, на которой покоится столешница! Вот почему он сначала пугливо смотрел на меня, а потом завел нудный разговор о своем семейном счастье. Он-то полагал, что нахальная нимфоманка, бесцеремонно подсевшая к одинокому мужику, сейчас поймет тщетность своих попыток и уйдет, перекинется на кого-нибудь более сговорчивого. Но я настойчиво продолжала чесаться. И тогда верный муж сносился в туалет, пригладил шевелюру, сунул в рот мятные пастилки и теперь готов, как он выразился, помочь несчастной. Нет, просто с ума сойти можно! Каков кретин! Он когда в последний раз в зеркало смотрелся? Или мужчины вообще не способны себя объективно оценивать?
Отвратительная ситуация, и, как назло, официантка никак не принесет счет!
Я вынырнула из-под столика, Коля продолжал улыбаться.
– Вы ошибаетесь, я совершенно не хотела ничего такого! Даже в мыслях не держала. Лучше идите домой, к своей Леночке, – пробормотала я.
– Не волнуйтесь, я предупредил жену, – возразил Николай, – в конце концов, как порядочный человек, готов облегчить ваши страдания.
– Э… – залепетала я, тыча пальцем в столешницу, – нога… она… не ваша… в общем, не моя… чужая…
Коля разинул рот:
– Нога не ваша? Чья же?
– Ну… я думала… того… в общем, полагала… она деревянная!
– Боже! Вы на протезах, – подскочил Николай, – теперь мне понятно, отчего вы по кафе таскаетесь! А я-то все думал: вроде уж в возрасте, с какой стати ей так себя вести! Бедняжка! Знаете, теперь я еще с большей охотой помогу вам. Из чистого милосердия.
– Идиот, – прошипела я, – похоже, у тебя у самого протез, только вместо мозгов! Отстань! Что значит «в возрасте»? Я молодая женщина!
– Сама ко мне пристала, – обиделся Коля, – между прочим, я изменяю жене лишь в особых случаях…
Не в силах больше продолжать беседу, я вскочила, положила на стол купюру и убежала, не оглядываясь, прочь. Уже на улице мне пришло в голову, что я не дождалась коробочки с пирожными, оставила Лизавету и Кирюшку без вкусного. Наверное, следовало вернуться, но ноги сами собой понесли меня к машине. В конце концов, сладкое вредно, особенно на ночь.
Утром я едва дождалась, пока домашние разбегутся по своим делам. Впрочем, особо задерживаться никто не стал. Сережка и Юлечка унеслись в половине восьмого, прихватив с собой Лизу и Кирюшку. Еще раньше уехала на своей машине Катя. Я как раз проснулась и, зевая, потягивалась у окна, когда подруга выезжала через ворота. Никогда бы я не сумела стать хирургом! Мне ни за какие коврижки не воткнуть скальпель даже в глубоко спящего человека. Впрочем, может, и научилась бы сей премудрости, но вот вскакивать каждый день в пять утра, чтобы в семь сорок пять с приветливой улыбкой начинать обход палат, мне точно слабо. А Катерина живет в таком ритме почти всю свою жизнь, и, если вы думаете, что она ложится спать с петухами, то жестоко ошибаетесь. В нашей семье угомонится раньше полуночи практически невозможно!
Курочкорябские поднимались позже. Оля отправилась на работу в десять, а Ася в одиннадцать.
– Ты будешь дома? – спросила она, беря ключи.
Я замялась:
– Пока не знаю. До обеда, скорей всего, да, а потом поеду по делам.
Ася смущенно улыбнулась и показала мне большую темно-зеленую папку:
– Понимаешь, мне надо обязательно сегодня рукопись в издательство отнести, иначе рублем накажут.
– И когда ты только все успеваешь? – удивилась я.
Ася вздохнула:
– Сама не понимаю. Тут недавно прочитала в газете про одного парнишку, его молнией шарахнуло. Купался, дурачок, в пруду во время грозы, ну и получил соответственно. Повезло ему, жив остался, вот только спать перестал, вообще! Сутки напролет бодрствует и страшно мучается. Шарахается ночами по квартире, не знает, чем себя занять! Эх, мне бы его заботы! Просто обзавидовалась. Уж я бы рыдать не стала! Села бы книги переводить! Все ведь почти купить могу, кроме свободного времени! Ладно, нечего жаловаться. Уж извини, у меня просьба к тебе.
– Говори, – улыбнулась я.
– Лев Яковлевич встает в полдень…
– Замечательно, не стану его будить.
– Ему надо подать завтрак.
– Хорошо.
– Геркулесовую кашу с кленовым сиропом.
– Ладно.
– Смотри не перепутай, он без сиропа не ест. Та-кая бесцветная жидкость, бутылка в шкафу, у окна.
– Постараюсь найти.
– Еще какао.
– Будет исполнено.
– Но не растворимый, натуральный свари, из пачки.