– Иес.
– Каша должна быть горячей, а какао теплым. Лучше сделай его заранее. Потом, когда услышишь, что Лев Яковлевич зовет, поставь завтрак на поднос и отнеси в спальню. Салфетки не забудь!
У меня с языка чуть было не сорвалась фраза: «А геркулес прожевать не надо?» Но я проглотила ехидное высказывание. Нехорошо обижать Асю, она этого не заслужила.
– Не волнуйся, все сделаю, как просишь, – пообещала я.
– Уж извини, еще…
– Продолжай, пожалуйста!
– Сходи на пожарище и посмотри, приехала ли ремонтная бригада. Прости за доставленные хлопоты.
– Отправляйся спокойно в издательство, – улыбнулась я.
– Спасибо тебе! – воскликнула Ася. Потом сунула руку в карман и вытащила упаковку «Кириешек». – Хочешь?
– Нет, спасибо.
– А я вот просто подсела на эти сухарики, – засмеялась Ася, – грызу целыми днями. Пожую, и настроение хорошее. Смешно прямо, похоже, они для меня вроде антидепрессанта.
– Вполне возможно, – кивнула я, – только сейчас тебе не от чего впадать в депрессуху. Поезжай спокойно, я все сделаю, не волнуйся.
Ася, прижимая к себе толстую папку, побежала к машине, я стояла на крыльце, любуясь теплым солнечным утром. Собаки носились по двору, небо голубело, на деревьях набухли почки.
– Лампа, – крикнула Ася, высовываясь из окна машины, – какао надо процедить, Лев Яковлевич не любит с пенкой!
Я вяло помахала ей рукой, проводила глазами удалявшийся автомобиль и посмотрела на часы: одиннадцать.
Господину почетному члену множества академий оставалось почивать еще шестьдесят минут. Мне вполне хватит времени, чтобы сбегать к сгоревшему дому и поискать в саду клумбу с гномом.
Не знаю, как у вас, а у меня вид пожарища вызывает ужас. Дом Курочкорябских был разномастным. Первый этаж, сложенный из кирпича, уцелел в пламени и сейчас пугающе торчал в середине черного участка земли. Окна отсутствовали, пустые проемы мрачно смотрели на дорогу.
Верх, сложенный из бруса, исчез без следа. Даже трудно себе представить, каким образом можно восстановить здание в его первозданном виде.
Никаких рабочих на участке не было. Заходить в полуразвалившийся остов я побоялась, просто походила вокруг руин, крича:
– Есть тут кто живой? – и, не услыхав ответа, отправилась в сад.
Очевидно, Курочкорябские приглашали к себе специалиста по ландшафтному дизайну. Вон тот тихо журчащий ручеек имеет явно искусственное происхождение, течение в нем поддерживалось маленьким моторчиком, а кустарники вокруг вились причудливыми узорами. Нашлись и клумбы, их было пять, похожих друг на друга. Круглые бетонные цоколи, внутри земля, а посередине торчат так называемые садовые скульптуры. У Курочкорябских стояли три гнома, русалка и кошка.
Я подошла к первому цветнику и осторожно принялась тыкать в почву лопаткой для торта, прихваченной из дома. Садового инвентаря у нас пока нет, Катя только собирается его купить.
Стальная лопаточка легко вонзалась в землю и через несколько минут уперлась во что-то. Я удвоила усилия и вытащила… кирпич. Во второй клумбе оказалось пусто, в третьей тоже.
В полном разочаровании я постояла возле гномов. Потом, решив не сдаваться, перекопала чернозем под русалкой и кошкой, но и там тоже ничего не нашла. Значит, Света соврала Маше: либо никаких документов, запертых в банковской ячейке, не существует вовсе, либо ключик лежит совсем в другом месте. Может, Светлана держала его в своей комнате? И после пожара мне никогда не найти его.
Тяжело вздыхая, я пошла было назад, но тут увидела забор, отделявший участок Курочкорябских от дороги. Между кирпичными столбиками тянулись кованые чугунные решетки, в середине каждой имелся небольшой овальный медальон с выбитым изображением гнома.
Я ринулась к ограде и стала работать со скоростью землеройной машины. Признаюсь, лопатка для торта не лучшее копательное приспособление. Примерно минут через сорок, почти под самой последней секцией, я обнаружила круглую банку из-под печенья. Дрожащими руками схватила ее, открыла, увидела замшевый мешочек, дернула завязочки…
На ладонь выпал маленький плоский ключик, привязанный к слишком большой бирке. «Номер 35» – стояло на ней. Далее шло название банка и его адрес, а еще чуть пониже мелкими-мелкими буквами была сделана надпись: «Нашедшего просьба вернуть в центральный офис».
Отшвырнув банку, я побежала домой. Так, сейчас помоюсь, переоденусь и ринусь по указанному адресу. Значит, Света сказала правду! Я нахожусь в двух шагах от разгадки!
Не успела я вбежать в прихожую, как до уха долетел стук и крик:
– Ася! Ася!!! Ася!!!
Лев Яковлевич! Совсем забыла про него! На часах половина первого, следовательно, ленивый профессор уже тридцать минут зовет жену. Может, наплевать на него и уехать по своим делам?
На секунду решение мне показалось правильным. В конце концов, академик не парализованный, сам может сделать себе завтрак!
– Ася!!!
– Иду! – крикнула я и пошла на зов.
Придется готовить трапезу капризнику, я ведь обещала Асе позаботиться о престарелом младенце.
– Безобразие! – возмутился профессор. – Где завтрак? А, Ася?
– Ваша жена уехала.
– Куда?
– На работу.
– А каша? И мое какао!
– Сейчас принесу.
– Так поторопитесь, – взвизгнул Лев Яковлевич, – бог знает сколько времени уже жду. Мне работать пора. Раннее утро самое плодотворное время! Шевелитесь, любезнейшая Марфа!
Я порысила на кухню и принялась искать на полках геркулес. Однако у Льва Яковлевича оригинальное понятие о раннем утре, стрелки уже показывают час дня. Как назло, овсянки не нашлось. Я вернулась к Льву Яковлевичу.
– Хотите творогу?
– Что?
– Это такая белая вкусная штука, очень полезная, богатая кальцием, ее дает корова, вернее, буренку доят, а уж из молока…
– Марфа, – загремел Лев Яковлевич, – не читайте мне лекций! По утрам я ем кашу.
– Манную будете?
– Ни за что.
– Гречневую?
– В рот не возьму.
– Рисовую?
– Никогда в жизни.
– Пшенную?