Мне не кажется странным, что ребенок, живущий при стройке, изъясняется литературным языком. Олечка сталкивалась не только с рабочими, но и с хозяевами, и, похоже, последние оказали на нее сильное влияние, девочка, как губка, впитывает в себя хорошее, отбрасывая плохое. Никакая она не дебилка. К сожалению, дефектологи, подобные Вере Петровне, частое явление, они калечат детей, навешивают на них ярлыки «дурак», «идиот», «хулиган». Олечка сумеет выправиться, надо лишь помочь ей, не развивать комплекс неполноценности.
– По поводу памяти не переживай, – бодро воскликнула я, – наша Кристина постоянно все путает, теряет ключи, оставляет дома тетради. А насчет той девочки, Леры Квашни… Подумай, может, связаться с ее бабушкой и подать вместе на Абдуллу в суд?
– Ой-ой, – замахала руками Оля, – вот уж дурацкая идея. С богатыми лучше не связываться! У него адвокатов небось армия! Вилка! Придет же такое в голову! Теперь, даже если я и вспомню точный адрес Леры, не скажу тебе, а то ты беду устроишь. Когда твой муж возвращается?
– Думаю, дней через десять.
– А он мне поможет?
– Не сомневайся, ложись спать.
Оля громко зевнула.
– Верно, что-то меня сморило!
Ночью мне захотелось пить, толком не проснувшись, я пошарила рукой по тумбочке и, не обнаружив там воды, потрусила на кухню. По коридору прошлепала с закрытыми глазами и, оказавшись у холодильника, свет зажигать не стала, сквозь стекло незанавешенного окна светила огромная, неправдоподобно желтая луна. Пару секунд я, словно загипнотизированная, любовалась спутником Земли, потом, сбросив оцепенение, зевая, взяла бутылку, откупорила пробку…
Прозрачная струя с тихим журчанием наполнила стакан, и тут из прихожей послышался странный звук: щелк, щелк, щелк. Затем донеслось деликатное шуршание.
Я вздрогнула и вжалась в стену, дверь в кухню у нас всегда стоит открытой, сейчас было хорошо видно, как из прихожей вытянулась серая тень и стала крайне осторожно двигаться в сторону гостевой комнаты.
Сон пропал без следа, в голове моментально созрело решение, правая рука схватила висевшую на стене шумовку. Сжимая в одной длани кухонную утварь, а во второй стакан, полный воды, я с диким воплем: «Сдавайся, мерзавец, стрелять буду!», выскочила в коридор, мгновенно выплеснула жидкость на крадущегося человека, а потом со всего размаха треснула его здоровенной шумовкой.
– Ой-ой-ой, – запищал кто-то, – вау, ты совсем офигела, да? Мне же больно!
В ту же секунду ярко вспыхнул свет, я на секунду зажмурилась, потом открыла глаза и взвизгнула.
Передо мною стояла мокрая Олечка.
– Ты чего дерешься? – воскликнула она. – Вон как меня долбанула, аж шумовка погнулась.
– Действительно, – растерянно пробормотала я, – вот обманщики, продавали ее как стальную, пообещали – никогда не сломается!
– Небось у меня башка кирпичная, – захихикала Оля, – если об нее железная штука погнулась!
– Я тебя ударила по голове?!
– Ага, по лбу!
– Господи, прости!
– Ничего, забей.
– Что ты делала в прихожей? – догадалась я задать вопрос. – Я решила, что к нам лезет Абд… то есть подумала, вор в квартиру вошел.
Олечка поежилась.
– Сначала я заснула, потом в туалет захотела, пошла в тубзик, свет не включала, села на унитаз – и вдруг как испугаюсь!
– Чего? – подскочила я, ощущая настоящий ужас. – Кого?
– Подумала: вдруг ты дверь не заперла? – зашептала Оля. – Представь, как страшно! Мы вдвоем, обе дрыхнем, ничего не слышим, не видим. Ну и кинулась проверять! Покрутила ключом, отперла сначала, потом снова затворила замок, тут меня отпустило! Фу, полный порядок, пошла к себе, а тут бац, вода, затем по лбу – стук! Я ваще очумела!
Внезапно мне стало смешно, я обняла Олечку, прижала ее к себе и, давясь хохотом, сказала:
– Похоже, мы обе жутко храбрые!
– Ага, – захихикала девочка, – видно, смелее нас нет!
Целую минуту мы не могли разогнуться от смеха, потом я пошла на кухню за тряпкой, сказав Олечке:
– Иди переоденься, вон все брюки и футболка мокрые.
– Сколько же воды в одном стакане, – покачала головой Оля и убежала.
На следующий день ровно в указанное время мы с папенькой вошли в офис «Шарашкинфильма». Я выглядела обычно: джинсы и легкий свитер. Жара решила дать москвичам отгул, небо затянули тучи и ощутимо похолодало, но лично мне такая погода нравится намного больше, чем пекло. Ленинид же выпендрился по полной программе; увидав его во дворе, я постаралась не засмеяться в голос. Папенька смотрелся женихом на деревенской свадьбе. Он натянул серый костюм, брюки радовали глаз идеальной «стрелкой», пиджак, правда, казался маловат, зато из-под него выглядывала белая сорочка с ярко-красным галстуком. В качестве апофеоза из нагрудного кармана высовывался носовой платочек, зеленый в желтую клетку. Ботинки у папеньки были лаковые, и еще он облился едкими духами, такими сладко-противными, что у меня незамедлительно начался кашель, продолжавшийся всю дорогу от дома до кабинета Голубева.
– Наша писательница, – заквохтал Анатолий, – любимая, садитесь.
– Знакомьтесь, – проявила я светское воспитание, – Ленинид.
Папенька приосанился, сделал ладошку лодочкой и протянул руку продюсеру.
– Рад встрече.
– Счастлив, совершенно счастлив, окончательно, решительно счастлив, – замурлыкал Анатолий, оценивающим взглядом оглядывая папашку, – ваша жена – наш золотой фонд!
Ленинид захихикал, я обозлилась и резко ответила:
– Он мне не муж!
– Ах, ах, – заломил руки продюсер, – приятно познакомиться с другом самой Виоловой.
Сообразив, что его посчитали моим любовником, папашка развеселился еще больше, а я добавила:
– Никакой он не друг!
Голубев вытаращил глаза.
– Хотите сказать, я вижу вашего сына? Мальчика Тараканова?
Ленинид откровенно заржал, а я прошипела:
– Ну и чушь пришла вам в голову! Ленинид мой отец!
– Господи! – заверещал продюсер. – Ну как я не догадался! Одно лицо!