— Я буду убеждать тебя не словами. Я намерен показать себя в деле.
Она вздернула брови.
— Каким образом?
Он запустил пятерню в волосы.
— Вот подожди немного — и увидишь.
— Увижу?
— Да, — сказал он и замолчал. — Я звонил родителям. Они вечером будут дома. Думаю, когда мы вернемся на берег, нам стоит пасть перед ними на колени и сообщить о свадьбе.
Кэссиди постаралась сохранить невозмутимость, хотя бы внешнюю.
— Это было бы неплохо. Я не очень нравлюсь твоей маме…
— Это неправда. Она спрашивала о тебе… уже после того, как мы расстались.
— В самом деле?
— Да. И мы не можем пожениться в отсутствие моих родителей. Они очень расстроились бы…
Вот в этом Кэссиди сильно сомневалась. Но семья всегда важнее, тем более что его родители приходятся бабушкой и дедушкой ее младенцу. Может быть, зная, что она беременна от Донована, его мама станет относиться к ней лучше?
Не то чтобы Кэссиди так уж хотелось всеобщей любви, но она терпеть не могла того превосходства, с которым держалась семья Донована — на том лишь основании, что они всегда жили в Чарлстоне.
Кэссиди стиснула зубы и стала готовиться к встрече с мамой Донована.
В этом доме прожили семь поколений семьи Донована. В 1985 году он был признан историческим памятником. Первые Толли приехали в Чарлстон сразу после Гражданской войны. От тех дней они и вели свою родословную.
Его мать состояла в Юниор-лиге и в Охранном обществе Чарлстона. Кроме того, она входила в совет директоров «Толли-Паттерсон» и очень этим гордилась. Честь семьи была для нее не пустым словом.
Сейчас они сидели в маленькой гостиной. Мать держала бокал с мартини и выглядела истинной леди-южанкой.
— Ты собрался жениться?
Кэссиди в это время прогуливалась с отцом Донована по освещенному саду. Оба его родителя были в шоке, увидев беременную Кэссиди, и с трудом скрывали свои чувства. И все-таки Донован был им благодарен за то, что скрывали, и особенно за то, что обычно очень замкнутый отец вдруг вскочил и предложил показать будущей невестке свою последнюю скульптуру.
— Да.
— Я думала, вы разбежались.
— Разбежались было, но сейчас опять вместе и собираемся пожениться.
— Из-за воли твоего деда? Кстати, хоть Кэссиди и беременна, но ведь это может быть не твой ребенок. Донован, дорогой, ты мог бы жениться на женщине своего круга. Их масса…
— Кэссиди вполне соответствует нашему статусу, мама. И она та, которую я выбрал.
— А как насчет ребенка?
— Мама!
— Да?
— Хватит! Мне нужно, чтобы ты примирилась с этим и порадовалась за меня.
— Я постараюсь, дорогой. Но… я еще слишком молода для роли бабушки. Тебе уже известно, кто будет? Мальчик или девочка?
— Мальчик.
Мать сделала еще глоток мартини и через мгновение улыбнулась.
— Ее семья будет? Конечно, не стоит затевать большой свадьбы. С таким-то сроком!
* * *
— Нет, миссис Толли, мы не будем затевать шумную свадьбу. Скромная церемония в доме моих родителей. И мы надеемся, что вы оба тоже будете присутствовать.
Донован взглянул на Кэссиди, но лицо у нее было абсолютно безмятежным, она вежливо улыбалась его матери. Он никогда не задумывался над тем, как Кэссиди будет выдерживать отношение к себе со стороны старейших семейств Чарлстона. Ее семья, хоть и более зажиточная, чем многие другие, приобрела свое положение не более двадцати лет назад и еще не имела такой родословной, какой отличались дамы Юниор-лиги.
— Я слышала, ваши родители затеяли какую-то реконструкцию дома. Не хотите ли перенести церемонию сюда?
Кэссиди взглянула на Донована, и тот пожал плечами. Все были наслышаны о ярко-розовой штукатурке, украшавшей теперь особняк Франзоне. Две скандальные газетные статьи о безобразии, сотворенном со старым особняком, немало тому способствовали.
Семейство Франзоне находилось в центре длительного сражения с подрядчиком за перекраску дома. Цвет для стен выбрали такой яркий и броский, что соседи подали жалобу в городской совет — необходимо заставить Франзоне немедленно, еще до вселения, принять какие-нибудь меры.
— Спасибо за предложение, но мама уже начала приготовления.
— Очень хорошо. Когда состоится церемония?
По тону матери Донован понимал, что та недовольна, но это не страшно. Ему нужно, чтобы Кэссиди стала его женой. А мать все равно никогда не примирится с тем, что породнилась с семейством Франзоне.
— В эту субботу, мама.
Донован подошел к Кэссиди, обнял ее за талию и прижал к себе.
— Где отец?
— Вернулся в студию, — ответила Кэссиди. — Он показал мне скульптуру, которую сделал для музея Майерсона.
— Вот как?
Отношения Донована с отцом нельзя было назвать тесными, но он надеялся, что уж сегодня-то, когда у сына, считай, помолвка, отец покинет свою студию и проведет с ними хотя бы часик. Но таков уж был его отец, и, повзрослев, Донован смирился с этим.
У его родителей никогда не было особо доверительных отношений. Они и поженились-то потому, что дед хотел слияния «Толли индастрис» и «Паттерсон мануфактуринг». Донован всегда чувствовал, что его родители не слишком любят друг друга. Отец при первой же возможности исчезал в своей студии.
— Да. Он ее еще не закончил, но, когда закончит, это будет захватывающе, вот увидите.
— Разумеется, так и будет. Мама, ты не пообедаешь с нами?
— Нет, спасибо, Донован. У меня сегодня бридж.
— Тогда до субботы? У Франзоне!
— Да, конечно. В какое время?
— Кэссиди?
Она вытащила телефон и нажала несколько кнопок:
— Шесть тридцать, миссис Толли. Потом состоится обед.
— Нужна моя помощь?
— Нет, спасибо. Мы обо всем позаботимся.
Они распрощались и через несколько мгновений были уже на улице. Кэссиди шумно перевела дух.
— Что?
— Ничего.
— Кэссиди, я знаю, о чем ты думаешь.
— Неужели тебе нужно рассказывать, какой сноб твоя мама? Ее, наверное, удар хватит, когда она узнает, что я попросила Эмму быть моей свидетельницей.
— Эмма — не семья.
— А сестер у меня нет. И, кроме того, сам видел, она похожа на меня, — Кэссиди улыбнулась. — Хочешь, я попрошу кого-нибудь из братьев быть шафером?