— Если ты проголодался, здесь можно перекусить, — напоследок сказала она и скрылась в толпе, остро чувствуя и на расстоянии его присутствие, словно связанная с ним невидимой нитью.
Увидев ее, люди расплывались в улыбке, мужчины забрасывали комплиментами, женщины восхищались элегантностью ее платья. Темпест поддерживала бессмысленные разговоры, чувствуя пустоту внутри. И вдруг, совсем неожиданно, она остро осознала правду, от которой уже нельзя было отмахнуться и от которой хотелось плакать горько и отчаянно. Среди всех этих людей у нее нет ни одного друга, которому захотелось бы излить душу. Ее жизнь полна фальши. Вещи, люди, эмоции — ничего, что было бы настоящим, искренним. А когда ей показалось, что она нашла человека, который может привнести в ее жизнь что-то новое, истинное, он исчезает так же неожиданно, как и появился.
Темпест одним глотком допила вино и поставила бокал на поднос проходившего мимо официанта.
Кажется, она впадает в депрессию. Нужно как можно скорее выбраться из Чикаго, хотя бы ненадолго, и развлечься. Иначе скоро ее жизнь превратится в руины. И почему она продолжает жить здесь? В этом городе умерла ее мать. И вообще, Чикаго причиняет ей только боль. Как сейчас.
— Уделишь мне минутку?
Девушка удивленно обернулась на звук знакомого голоса. Вот уж кого она здесь не ожидала увидеть, так это Чарли Миллера. Она уважала его профессионализм, но все же он не обладал такими связями, как она. Хотя со временем он, конечно, мог добиться большего. Чарлз Миллер умен, сообразителен и молод. Несмотря на обиду на отца, она не могла не признать, что через несколько лет он станет незаменимым.
— Конечно.
Чарли смущенно кашлянул и сказал:
— Я знаю, насколько глупо это может прозвучать, но мне действительно жаль, что тебя не назначили руководителем нашего отдела.
Темпест пожала плечами.
— Как сказал отец, он выбрал того, кто в действительности достоин этой должности. Так что тебе не стоит извиняться.
Его щеки порозовели.
— Надеюсь, я его не подведу.
— Уверена. Но ты ведь подошел не только с этим?
— Нет, не только. — Он улыбнулся ей обезоруживающей улыбкой. — Вообще-то я хотел попросить помочь мне разобраться с проектами, которые ты вела до того, как ушла из компании. Я, конечно, могу разобраться сам, но если ты введешь меня в курс дела, это займет меньше времени. — Чарлз вопросительно посмотрел на нее.
— Без проблем, — беспечно сказала Темпест, хотя ей вовсе этого не хотелось. Снова сыпать соль на раны…
— Когда ты сможешь со мной встретиться?
— Как ты понимаешь, я не хочу появляться в офисе. Может, в «Звездном олене» завтра в десять?
— В это время я как раз свободен, — улыбнулся Чарлз.
Они еще несколько минут поболтали, пока к ним не подошла Кали.
Темпест с благодарностью посмотрела на Кали Тривейн. Они были давно знакомы, и Темпест считала ее почти своей сестрой. Мать Кали, Талия, была супермоделью и одной из первых, кто демонстрировал одежду, сшитую на фабрике «Клозит Темпест», когда компания только-только появилась на американском рынке. Благодаря Талии Темпест часто присутствовала на фотосъемках, хотя сейчас об этом у нее остались лишь смутные воспоминания.
Они с Кали были почти ровесницами и в детстве очень сдружились, придумывая всякие игры и шалости в ожидании, когда у Талии закончится фотосессия. Их дружба продолжалась и сейчас.
Чарлз понял, что стал лишним, и, извинившись, отошел.
— Кто это был? — не выказывая, впрочем, особого интереса, спросила Кали.
— Новый вице-президент «Клозит Темпест», руководитель отдела по связям с общественностью.
— Ты бы с легкостью могла его побить, — заметила Кали, провожая взглядом Чарлза, который не отличался ни ростом, ни атлетичным сложением.
Темпест рассмеялась.
— Значит, это скоро увидят зрители в новом реалити-шоу? Женщина против мужчины.
— Вообще-то я об этом не думала, но мысль интересная.
— Да ладно тебе, я шучу. Честно говоря, мне бы совсем не хотелось увидеть что-нибудь в таком роде, — Темпест на секунду задумалась, — «Смертельный бой: звезды бизнеса против звезд политики».
— А вот другим это может быть интересно, — возразила Кали.
— Прошу прощения, дамы…
Темпест вздрогнула. Она совсем не ожидала, что Гевин снова подойдет к ней. Или он подошел вовсе не ради нее? Невысокая — пять футов девять дюймов, — Кали была ослепительно красива. Ее шоколадная кожа и раскосые глаза манили к себе мужчин так же, как сахар притягивает пчел.
Темпест ощутила укол ревности, к которой примешивалась обида.
— Потанцуй со мной, — попросил Гевин, пристально глядя на нее.
На секунду она смешалась, и этого оказалось достаточно, чтобы Гевин, не дожидаясь ответа, обхватил ее за талию и увлек к танцевальной площадке.
— Я думала, что мы уже попрощались, — резко сказала она.
— Как видишь, еще нет, — мягко сказал Гевин, заключая ее в свои объятия.
Темпест подчинилась. Он сказал: «еще нет». Значит, рано или поздно слова прощания будут произнесены. А пока у нее есть этот танец…
Эта женщина могла бы стать превосходным орудием в его борьбе с Огастом Ламбертом, нашептывал Гевину голос рассудка, но в первый раз он позволил себе отмахнуться от него и просто наслаждался каждой секундой, сжимая Темпест в объятиях. Когда она положила голову ему на плечо, все остальное перестало иметь для него какое-либо значение.
Он знал, что совершает ошибку, но видит бог, он так хотел прикоснуться к ней еще раз, что не устоял перед искушением. В последний раз почувствовать гладкость ее кожи, пьянящий аромат, навсегда запечатлеть ее образ в своей памяти…
Уступить своему желанию его еще вынудил невысокий худой мужчина, с которым Темпест беседовала несколькими минутами ранее. Жгучая, не поддающаяся контролю ревность охватила все его существо. До этого момента в отношениях с женщинами Гевину всегда удавалось контролировать свои эмоции. Но только не в этот раз. В Темпест было что-то такое, чего ему еще никогда не приходилось встречать ни в одной женщине, некая тайна, загадка, которую нестерпимо хочется разгадать.
— Ты говорил с Пабло? — ворвался в хаос его мыслей нежный голос.
Гевин кивнул. Ему совсем не хотелось обсуждать с ней других мужчин. Он понимал, что это глупо, но поделать с собой ничего не мог.
Темпест об этом не догадывалась, поэтому продолжала допытываться:
— Ты поговорил с ним о фресках, которыми он мог бы украсить твой вестибюль?
— Нет. — Он покачал головой и нахмурился. — Темпест, в данную минуту я совсем не расположен говорить ни о фресках, ни о художниках, ни вообще об искусстве.