– Алло, нет, не Евлампия. Она не может подойти, ее вместе с Рейч в мешке заклинило. Спальном. Ну… не знаю, может, через час, через два… А кто ее спрашивает? Миша? Откуда? Манекенщица вам нужна? Погодите.
Лизавета подошла к кровати и приложила сотовый к моему уху.
– Слушаю, – воскликнула я.
– У тебя там чего происходит? – пропел Миша. – Какой мешок? Зачем ты в него залезла, дурочка противная!
– Потом объясню. Я, к сожалению, на самом деле попала в идиотскую ситуацию, лежу вместе с Рейчел в обнимку, даже пошевелиться не способна.
– Надеюсь, твоя спутница роскошная блондинка, – хихикнул Миша, – я, как ты понимаешь, не по этой части… О-о-о… а-а-а!
– Что случилось? – заволновалась я, вслушиваясь в крики, которые издавал стилист.
– Вот черт! – донесся голос Ани. – Мышь по комнате прет! Наглая какая! Ща я ее туфлей пристукну…
– А-а-а, не убивай! – колотился в истерике Миша. – Она живая, просто выгони! О-о-о…
Вопль оборвался, в ухе застыла тишина.
– Эй, вы живы? – испугалась я.
Почувствовав нервное напряжение хозяйки, Рейчел попыталась вырваться из мешка, не сумела и громко завыла:
– У… у… у…
– Замолчи, – зашипела я, пытаясь понять, что происходит в бутике. – Аня, Аня, ау, отзовись!
– Все путем, – ожила трубка, – кинула в дебильную мышь банку с сахаром и, понимаешь, попала! Она лапки отбросила, а Мишка в обморок завалился. Очень он у нас трепетный, не способен даже таракана раздавить. Во второй раз сегодня ему валерьянки наливать приходится.
– Почему во второй? – вскинулась я. – В «Лам» грызуны стаями ходят?
– Ты ничего не знаешь?
– А что случилось?
– На Шульгину бандит напал, вчера поздно вечером. Она с какой-то тусовки возвращалась, вошла в подъезд, а там грабитель. Налетел, ударил по башке, драгоценности забрал, деньги, сумку. Ирка без сознания упала. Ваще! Сволочь!
– Не может быть, – прошептала я.
– Подонок! – кипела Аня. – Мразь! Хочешь кого обобрать, скажи по-человечески: «Дай кошелек», – мигом все с деньгами расстанутся. Идиотов мало из-за рублей собой рисковать. Зачем по башке-то лупить? Ума нет? Если найдут, то за убийство пойдешь…
– Безнадега, – послышался издали слабый голос Миши, – менты даже не пошевелятся. Протокол составили, дело открыли и забыли. Потом в архив спихнут. Небось наркоман это был, они от ломки звереют.
– Она умерла? – робко спросила я.
– Жива, – горестно ответила Аня. – Жуткое дело!
– Наверняка это была баба, – вновь подал голос Миша, – они злые. Ни один мужик так себя не поведет.
– Шульгина в больнице? – прервала я стилиста.
– Ага, к ней никого не пускают. В Склифе лежит, в реанимации, – пояснила Аня. – У нас, ваще, бардак, ты сегодня не приходи: Сонька орет, Роберто огнем плюется! Во дела: Реутову зарезали, Мадлен арестовали, Ирку ограбили.
– Кто тут в рабочее время посторонними разговорами занимается? – завизжал высокий голос.
– Чума, – зашептала Аня, – Сонька приперла. Сиди дома, нечего тут маячить, позвоню, когда понадобишься.
– О какой манекенщице шла речь? – полюбопытствовала Лиза, кладя мобильный на тумбочку.
– Ерунда, – обтекаемо ответила я, – рабочий момент. Может, попытаться пассатижами «раскусить» «молнию»? Очень жарко, тесно, и в туалет охота.
– Девочки, кушать! – крикнула из кухни Юлечка.
Стая, бойко цокая когтями, понеслась завтракать. Рейчел, понявшая, что сейчас начнется раздача вкусной каши с мясом, взвыла еще пуще и принялась с утроенной силой пинать меня всеми четырьмя лапами.
– Дайте ей еду, – заорала я, – скорей!
– Уже несу, – откликнулась Юлечка и засюсюкала: – Ах ты мое солнышко, ешь, ешь, бедняжка.
Перед мордой стаффихи оказалась миска, наполненная гречкой. Урча от восторга, Рейчел принялась заглатывать угощенье, изредка она кашляла, и тогда комья каши сыпались внутрь мешка. Мне стало обидно. Конечно, о собаке следовало позаботиться, но ведь я тоже проголодалась.
– Дайте воды, – потребовала я.
– Сейчас, – закивала Юлечка и убежала, унося пустую миску.
Стаффиха сыто рыгнула.
– Ваши манеры, мадемуазель, далеки от идеала, – вздохнула я. – Не вздумайте испортить воздух, мы задохнемся.
– А вот и водичка, – заквохтала где-то под моим ухом Юля, – пей, ласточка…
Слегка удивленная ее нежным тоном, я скосила глаза и увидела в руках у Сережкиной жены круглую никелированную миску.
– Пей, душенька, – пропела Юля, подставляя собаке емкость.
– Воду следовало дать мне! – обозлилась я.
Миска переместилась влево.
– Пожалуйста, – совершенно спокойно заявила Юля. – Хотя, думаю, лучше будет умыться после того, как тебя вынут.
Я хотела сказать, что хочу пить, а не совершать водные процедуры, но тут в комнату вошли двое мужчин.
– Что у вас случилось? – весело осведомился один.
– Лампа не может вылезти из мешка, – затараторила Юлечка. – Заклинило «молнию», а ткань, из которой сделан спальник, особо прочная, абсолютно не режется.
– Сейчас поглядим, – мрачно буркнул второй мужчина. – Юра, вынимай ГС сто десять.
Но Юра вместо того, чтобы подчиниться, сначала пару раз медленно моргнул, потом с изумлением спросил:
– Леш, а зачем она в спальник вперлась?
– Вопрос не ко мне, – еще сильней помрачнел Юра.
– Лампа змею боится, – бойко пояснила Лизавета. – Пресмыкающиеся по ночам не спят, ползают, ищут, кого бы укусить.
– Так в Москве живете, – напомнил Юра, – не в степи. Вот там всякой нечисти полно.
– Вынимай ГС, – поторопил Леша, – хватит трепаться.
– А она всегда с собакой спит? – не успокаивался Юра.