– Ну и молодежь теперь пошла, да мой дом в паре шагов от метро!
– Да? Не знала! Ехала почти двадцать минут на автобусе, – стала отбиваться я.
– Ерунда, следовало парком пройти.
– Но он закрыт, ворота заперты.
– В заборе дырка есть.
– Но я не абориген, всех тонкостей не знаю, спросила у милиционера, как на вашу улицу добраться, он на автобус и указал.
– Ладно, – сменила гнев на милость Раиса Ивановна, – следуйте за мной.
Я покорно пошагала за хозяйкой мимо тщательно закрытых дверей, ведущих в комнаты. В конце концов меня привели на кухню и усадили за стол. Не предложив корреспондентке ни чаю, ни кофе, ни даже воды, Раиса Ивановна вытащила из громоздкого буфета альбом, положила его на скатерть и завела рассказ. Спустя пару минут мне стало понятно, что покойная Ася Локтева была права, бывшая кладовщица явно обделена вниманием и общением, поэтому сейчас и говорит без остановки.
– Не скрою, – плела тем временем нить разговора старуха, – я была удивлена звонком. С чего бы моя скромная персона заинтересовала прессу? И почему являетесь во второй раз? Вернее, почему теперь вас прислали.
– Главного редактора Ольгу уволили, – серьезно соврала я, – вот она и не стала писать материал. Уж извините, глупо вышло, но мне придется с вами еще разок поговорить.
– Если опять побеспокоились, значит, я и впрямь необходима?
– Очень правильно мыслите, – решила я подольститься к хозяйке.
– Я не нуждаюсь в оценках своего поведения другими людьми, – гаркнула бабушка. – Вы зачем явились? Объяснять мне правила жизни?
– Ни в коем случае, – струхнула я, – просто интервью взять, помнится, вы обещали некий смешной случай рассказать из истории завода! Наверное, Ольге говорили о нем, но повторите и мне.
– Наше предприятие – настоящий цирк, – скривилась Раиса Ивановна, – вечно что-нибудь случалось. Ну вот вам, для затравки! Приходит к главному конструктору, Марку Матвеевичу, группа рабочих, профессиональные опытные кадры, и хором просят:
«Милый вы наш, сделайте божеское дело, измените чуток конструкцию, никак мастерам гайки в одном месте не закрутить, очень уж неудобно».
Марк Матвеевич искренне удивился.
– Послушайте, ребята, – воскликнул он, – разработка-то не новая, мы подобную модель уж лет пять выпускаем, верно?!
– Точно, – ответили пролетарии.
– Раньше как-то справлялись, ведь не отгружали же изделие с незакрученной гайкой, – решил окончательно усовестить рабочих конструктор, – работайте в прежнем режиме.
Работяги замялись, в конце концов самый бойкий сообщил:
– Конечно, пока Митрич жив был, дело шло, а как только помер, застопорилось. Один он мог ту гайку закрепить.
– Почему? – пришел в детское изумление конструктор.
– Так Митрич в юности руку сломал, – охотно пояснили пролетарии, – она у него неправильно срослась, крюком. Вот только наш мастер и мог до гайки дотянуться, у всех остальных ничего не получается…
– Правда, забавная история?
Я кивнула и постаралась выдавить из себя смешок, но Раиса Ивановна, похоже, обладала взором орла и интуицией лисы.
– Да-а уж, – протянула она, – вижу, не по вкусу вам мой рассказ пришелся. Ладно, давайте фото посмотрим.
Слегка согнутыми артритными пальцами старуха открыла бархатную обложку и сообщила:
– Это я.
– Какая вы были красавица! – воскликнула я и тут же схватила себя за язык. Сейчас норовистая бабушка вообще откажется болтать с плохо воспитанной корреспонденткой. Что значит «вы были красавица»? А сейчас, значит, Баба Яга?
Но Раиса Ивановна удовлетворенно кивнула.
– Тут недавно Гурченко по телевизору выступала, и давай хвастаться, дескать, талия у нее была пятьдесят восемь сантиметров, самая что ни на есть стройная женщина страны Советов. Послушала я ее да выключила дурацкий громкоговорильник, у меня-то объемы были восемьдесят восемь, пятьдесят два, восемьдесят восемь. Эх, не проводили в мою молодость конкурсы красоты, иначе стала бы я победительницей на всех. Да уж! Спасибо Луизке, вывезла меня из деревни. Хотя, если разобраться, что в кладовой чахнуть, что в коровнике топтаться, разницы особой нет. Не всем же так повезет, как Луизке.
– Простите, вы о ком сейчас говорите? – тихонько спросила я.
Раиса Ивановна выпрямилась:
– Сестра моя сводная, Луиза Иосифовна, у нас мать одна, а отцы разные. Вернее, у меня-то отец был плохенький, завалященький, но законный, Иван Петрович. А у Луизки никого в метрике, нагуляла ее маменька, неизвестно от кого родила. И ведь как жизнь повернулась. Где она? Ага, гляньте и скажите, кто из нас лучше был?
Я уставилась на фотографию молодой, тощей девчонки в ситцевом платье, туго обтягивающем то место, где у женщин бывает бюст. Мелкие кудряшки волос, ротик маленький, аккуратно нарисованный, выглядит кукольным. Да и фигура у девицы не особо замечательная, талии, несмотря на худобу, практически нет, из-под подола торчат не слишком прямые ноги.
– Это Луизка, – сообщила Раиса Ивановна. – Ну как, хороша была?
– Не хочу вас обидеть, но Луизу Иосифовну трудно назвать прекрасной, – осторожно ответила я.
Раиса Ивановна расцвела в самой счастливой улыбке.
– Да уж, слушай, чего расскажу. Ничем Луизка не вышла – ни умом, ни внешностью, зато уродилась счастливая.
Из уст пожилой женщины полился плавный рассказ, я подперла голову руками. Главное, найти у человека некий спусковой механизм, нащупать нужную точку, нажать на нее – и пожалуйста, узнаете массу нужных и ненужных деталей. Неприветливая Раиса Ивановна мигом оттаяла, услыхав, что в далекой молодости превосходила по внешности сестру. По мне, так все равно, какова ты была в юности, девичество красит всех почти без исключения, но, видно, старухе приятно лишний раз вспомнить о своей красоте, скорей всего, больше ей просто нечем гордиться.