– Мы? – удивилась Клавдия. – Мы безобразничаем?!
– И безобразничают, – подтвердил голос. – И звонят, звонят, как бы не стянули чего у вас, я уж хотела милицию вызывать, а тут вы подъехали, я в окошко глянула, ну, думаю, Андрей Дмитриевич сам разберется…
– Я разберусь, – подтвердил Андрей, открывая свою дверь. – Спасибо, Тамара Васильевна. Заходите, мартышки!
Почему-то иногда он звал их мартышками.
– Как же вы их в квартиру-то пускаете? – пуще прежнего заволновалась Тамара Васильевна. – Бродяжек этих? Может, милицию вызвать?
– Милиция уже прибыла, Тамара Васильевна! – объявил Андрей, заходя в квартиру. – Спасибо, не волнуйтесь!
Он закрыл дверь и, не глядя на девиц, таращившихся на него в изумлении, стал стаскивать ботинки.
– Бдительность, бдительность и еще раз бдительность, – пробормотал он, отыскивая тапки. – Они все сорок четвертого размера, и большинство из них почему-то на левую ногу. Вам какие больше нравятся, мартышки?
– Андрюш, а что это такое было? – спросила Таня с любопытством. Потом наклонилась и поцеловала брата, лежащего животом на полу, в макушку. Он что-то выуживал из-под шкафа. – Ну там, на лестнице?
Андрей вытащил пыльную тапку.
– Смотри-ка, правая! – удивился он и поднялся, отряхивая джинсы. – Что? – спросил он. – А… Это Тамара Васильевна, соседка. Ильины два года назад ее выписали. Из Канска. Она там на поселении с одна тыща девятьсот тридцать девятого года жила. В Москве никому, кроме меня, не доверяет. Целый день караулит под дверью, боится, что придут забирать. У нее на этот случай даже мешочек приготовлен, со всем необходимым для этапирования. В уголке лежит, в коридоре.
– Ты что? – спросила Клавдия. – Шутишь? И посмотрела на Таню.
– И не думаю даже. – Андрей пожал плечами и пошел в кухню.
– Вечно у тебя фантазии какие-то, Ларионов, – пробормотала Таня. – Некачественные.
– Есть хотите? – спросил Андрей негромко.
Сейчас картошки нажарим. Будете?
– Будем, – отозвалась Клавдия неуверенно и снова посмотрела на Таню. В Андреевой квартире она чувствовала себя неуютно.
– Тапки только обуйте, – посоветовал Андрей из кухни. – Холодно очень, и не убирался я давно. Хотел полы в субботу помыть, да пришлось на дачу ехать…
– Дай тебе волю, ты вообще родителей забудешь, – сказала Таня язвительно и пошла к нему на кухню. – За все лето был, только пока забор ставил, а потом раз, и нет тебя. Хоть плачь.
– Не плачь, девчонка! – пропел Андрей. – Пройдут дожди. Солдат вернется, ты только жди!
– Жди тебя! – перебила Таня. – До смерти прождешь. Дай мне нож с черной ручкой.
Клавдия осторожно, как будто боясь, что от ее вторжения разлетятся и спрячутся в темных углах хорошие воспоминания и беззаботные тени той, давней жизни, пошла в комнаты.
В коридоре почти ничего не изменилось. Те же книжные полки по правой стене, от пола до потолка. Те же светильники, доставшиеся Елене Васильевне в приданое от матери и никогда не менявшиеся. Ковер другой, и обои, пожалуй, тоже. Или нет?
В комнатах тоже все было узнаваемо, и это принесло облегчение. Почему-то Клавдия очень боялась, что квартира стала совсем чужой.
В гостиной новый торшер, и мебель расставлена как-то по-другому, в кабинете – книги, компьютер, громадный стол и глухой толстенный ковер от стены до стены.
В спальню она не пошла. Еще не хватало.
Она оглянулась и потрогала рукой светлую стену.
Кругом было как-то слишком просторно, если не сказать – пусто.
– Когда разводились, мебель пришлось делить, – пояснил Андрей сзади. – Старую продали, когда женились, а новую поделили, когда разводились. Тебе вершки, мне корешки.
– Много мебели тоже плохо, – сказала Клавдия и улыбнулась ему. – В моей однокомнатной вещей очень много, а меня мало. И ничего не поделаешь. Тебе повезло, что у тебя целых три комнаты, а не одна.
– Переезжай ко мне, – предложил Андрей, доставая из серванта стаканы. – У тебя будет простор, а у меня компания.
– Ты картошку солил, братик?! – закричала из кухни Таня. Клавдия была уверена, что она подслушивала.
Все-таки он был на редкость тупой.
– А вы чего приехали-то? – вспомнив, спросил он. – И еще трезвонили там два часа, соседей перепугали.
– У нас к тебе дело, – пугаясь, пробормотала Клавдия, – …было.
– У вас ко мне было дело? – изумился Андрей. – Какое такое дело? Дело пестрых?
Что-то не то с ним творилось этим вечером. В субботу в Отрадном он был куда спокойней.
– Не пестрых, а шустрых, – поправила из кухни Таня. – Мы же с Ковалевой шустрые. Клавка, где наш мешок?
По дороге к Андрею они заехали в магазин, и Таня купила целую гору всевозможной еды. “У Андрюхи небось шаром покати, – сказала Таня озабоченно. – А я пока не поем, на людей бросаюсь…”
Клавдия ловко протиснулась мимо Андрея, радуясь и огорчаясь, что Танька спасла ее от разговора с ним, и бросилась в коридор, где стояли их сумки.
– Вот, Танюш. – Она водрузила пакет на табуретку.
– Разбирай, – велела Таня.
– Ого! – сказал Андрей в дверях. – Вы со своим фуражом? А зачем я картошку чистил?
– Съедим, – пообещала Таня. – Клав, давай я огурцы и помидоры помою.
– Все доставать? – спросила Клавдия.
С детдомовских времен у нее сохранилось трепетное, почти мистическое отношение к еде, особенно когда ее было много. Клавдии хотелось утащить хоть часть и куда-нибудь спрятать на черный день.
– Конечно, все! – ответила Таня. – Андрей, накрывай на стол.
Андрей поставил на стол тарелки, положил вилки, посмотрел задумчиво и добавил хлеб в плетеной корзиночке и стаканы.
– Водку будем пить? – спросила Таня.
– Водки нет, – ответил Андрей с сожалением. – Зато у вас в пакете какая-то бутылка.
– У нас в пакете шампанское, сыщик, – развеселясь, Таня хлопнула его полотенцем пониже спины. – Для дам-с.
– Мне много не надо, – пробормотал Андрей. – Мне только один раз глотнуть, и я готов.
– Оно и видно. – Таня ловко разложила по тарелкам картошку. – Садитесь все. Что вы как на именинах!
Андрей ел молча и быстро. Сто лет Клавдия не видела, как он ест, когда голоден. На даче не в счет. Там был праздник, а не еда после целого дня трудной работы.