— Отойди от меня! — прорычала она. — Я — дитя Тьмы!
Но та часть прежней Брин, которой еще не коснулась магическая разрушительная сила, — она узнала этот взгляд и тянулась навстречу ему, взывая о помощи. Мысли, запертые в самых глубинах сознания, вырвались вдруг из оков и заметались, точно беспомощные овечки, ищущие спасения от голодных волков. Брин задрожала от ярости. Она удержала эти кричащие, беспокойные мысли, не давая им разбежаться и спрятаться где-то, чтобы потом донимать ее своим визгом, — удержала и раздавила одну за другой. Ее детство, дом, родные, друзья — жалкие крохи того существа, кем была она до того, как узнала, кем может быть, — она раздавила все это в себе. Спокойно. Безжалостно.
А потом вдруг закричала — голос прорвался стоном мучительной боли. Даже древние стены темной башни вздрогнули от этой пронзительной силы страданий. Что она сделала? Теперь внутри была только боль, порожденная этим ужасным деянием. Восприятие мира вернулось на долю секунды, и Брин как наяву услышала эхо пророчества Угрюма-из-Озера. Да, это правда: она пришла в Мельморд найти свою смерть — и уже нашла ее! Только это совсем не та смерть, к какой готовилась Брин. Смерть не тела, но духа, пойманного в ловушку магии! Смерть своего “я”, которое она сама теперь уничтожает! Она, Брин, уничтожает себя!
И все же, даже после такого ужасного откровения, девушка не смогла разжать руки и отпустить Идальч. Брин уже полностью погрузилась в поток чарующей силы, который все прибывал и разливался внутри ее существа, словно воды великой реки перед мощной плотиной. Пальцы сами сжимали книгу — казалось, они намертво приросли к ней, — и холодный, бесстрастный голос шептал, маня, обещая. Боль забылась, ушла. Ищущий взгляд исчез, заблудившись во тьме. Остался лишь голос. И Брин слушала, слушала его шепот — просто уже не могла не слушать, — и мир постепенно раскрывался перед ней…
На уступе над Колодцем Небес Джайр невольно попятился от образа на воде. Действительно ли это была Брин? Отгоняя охвативший его страх, долинец заставил себя смотреть на видение, появившееся перед ним на поверхности источника. Да, это была сестра. Но во что обратилась она? В едва узнаваемое, искаженное подобие того человеческого существа, которым была когда-то. Вот о чем говорил Король Серебряной реки: она потеряла себя.
И Алланон! Где Алланон? И где сейчас Рон? Неужели они не смогли спасти ее? Неужели у них ничего не вышло, как не вышло и у него — слишком поздно добрался Джайр до Колодца Небес.
Долинец и сам не заметил, что плачет. Да, вот оно и случилось. Именно так, как предрекал старик. Неизбывное отчаяние переполнило юношу. Он — единственный, кто еще остался. Алланон, Брин, Рон, его друзья, отряд из Кальхавена, — больше нет никого.
— Мальчик, что ты там возишься? — услышал долинец нервный голос Слантера. — Давай-ка слезай оттуда. Пора уже соображать…
А дальше Джайр уже не слышал. Он сосредоточил все внимание на видении в водах Колодца Небес. Это все-таки Брин. Каким бы искаженным ни был сейчас ее образ, это — Брин. Брин, спустившаяся в Мельморд, притянутая Идальч, колдовской книгой, Брин, попавшая под власть черной магической силы, которую пришла уничтожить.
И он должен идти к ней. Даже если уже слишком поздно, он должен попытаться спасти ее.
Джайр поднялся на ноги, вспомнив о последнем даре Короля Серебряной реки: “Один только раз сила твоей песни создаст не иллюзию, но реальность”.
И, отбросив нерешительность, отчаяние, отвращение и страх, долинец запел. Мелодия песни желаний разлилась в безмолвии пещеры, растеклась в тишине, захлестнув протестующий крик Слантера.
Боль и усталость долинца растворились в страстном призыве, сметенные силой желания. Снова вода замерцала, пещера озарилась ослепительно белым светом, и Колодец Небес взорвался фонтаном сияющих брызг.
Ослепленный и оглушенный, Слантер отпрянул. А когда зрение наконец вернулось и гном вновь поглядел на каменный выступ, Джайр Омсворд исчез в блистающем свете.
Было мгновение, когда Джайру вдруг показалось, что он как бы вышел за пределы себя самого. Он находился внутри этого белого света и в то же время — где-то вовне. Точно бесплотный дух, прошел он сквозь пространство и камень, и мир бешено завертелся вокруг. Образы — мимолетные, едва уловимые — возникали из этого взвихренного кружения. Вот Слантер застыл, потрясенно глядя на пустой выступ, где только что стоял он, Джайр. Вот Гарет Джакс сошелся в смертельной схватке с красным чудовищем, лицо Мастера Боя горит свирепой решимостью, а сам он изранен, весь в крови. Гномы-охотники в полном смятении мечутся по коридорам Грани Мрака, разыскивая беглецов, которые все-таки ускользнули от них. В сторожевой башне у опускных ворот Хельт лежит бездыханный, тело его пронзено копьями и мечами. Форкер и Эдайн Элессдил, окруженные со всех сторон…
“Хватит!"
Джайр прокричал это слово, словно вырвал застрявшую ноту из мелодии песни желаний, и образы тут же исчезли. Юноша падал, скользя по гладкой поверхности крика. Он должен добраться до Брин!
Откуда-то снизу поднялись сплетенные дебри Мельморда. Джайр видел, как вздымалась и опадала черная масса леса, точно живое — громадное, страшное — существо, слышал звук его дыхания, это зловещее шипение. Долинец падал, мимо размытым пятном проносились серые стены скал, и лес из долины тянул свои руки-ветви, чтобы поймать и поглотить его. Панический страх вдруг охватил юношу. А потом Джайр погрузился в Мельморд; зияющая утроба леса сомкнулась вокруг — туман и зловоние окутали юношу, и все исчезло.
Долинец медленно приходил в себя. Голова раскалывалась, темнота пеленой застилала глаза. Джайр моргнул, и вернулся свет. Юноша уже не падал сквозь вихрь мелодии песни желаний и не погружался в сумрачные дебри Мельморда. Он пришел. Теперь его окружали каменные стены башни, которую он увидел в водах Колодца Небес, — древние, крошащиеся стены. Теперь он, Джайр, сам стал частью видения, частью призрачной картины.
— Брин! — хрипло прошептал он.
На зов повернулась фигура, окруженная тенями и мутно-серым свечением, — тонкие руки крепко сжимали огромную книгу.
Брин — искаженное отражение той девушки, которой когда-то была она. Черты ее перекошены почти до неузнаваемости. Ее изысканная красота, нежная, трепетная фигура словно затвердели, огрубели, обратив девушку в подобие каменного изваяния. Брин была точно призрак во тьме: мертвенно-бледный, сгорбленный и иссохший. Отчаянный ужас охватил Джайра. Что с ней сделали?
— Брин? — снова позвал он, и голос долинца дрогнул.
Брин, захваченная потоком ужасающей силы Идальч, которая текла сквозь нее и сплеталась с магической силой песни желаний, едва сознавала, что там, в дальнем конце зала, кто-то стоит, какая-то одинокая фигура во мраке. И он, кажется, звал ее — такой тихий, такой знакомый зов. Брин потянулась сквозь пелену темной силы, волнующейся вокруг, потянулась к глубинам, где еще оставался рассудок, — и память внезапно вернулась. “Джайр! О, проклятие, ведь это — Джайр!"