Он ждал, пока резкие порывы ветра не скрыли его от глаз ближайшего часового за клубами дыма от пылающих костров, затем встал и неторопливо зашагал в сторону лагеря. Он тщательно выбрал место, где все солдаты уже спали, и направлялся точно к нему. Дым и ночная тьма скрывали его коренастую фигуру, когда он вышел из тени и двинулся к ближайшему кругу костров. В следующий миг он уже стоял в окружении громко храпящих солдат. Часовой продолжал равнодушно глядеть во тьму за его спиной, не заметив его быстрого появления.
Флик плотнее закутался в плащ и опустил капюшон, убедившись, что любой встречный сможет увидеть только его руки. Его лицо под капюшоном казалось смутной тенью. Он быстро огляделся — вокруг ничто не шевелилось; пока что его никто не заметил. Он глубоко вдохнул холодный ночной воздух, пытаясь успокоиться, затем попробовал определить свое положение и сторону, в которой находится середина лагеря. Он выбрал путь, который, по его мнению, вел прямо в центр круга пылающих костров, еще раз огляделся, убедившись, что за ним не следят, затем спокойным размеренным шагом двинулся вперед. Отступать больше было некуда.
То, что он увидел, услышал и пережил в душе этой ночью, навечно оставило в его памяти неизгладимый отпечаток. Происходящее казалось каким-то странным, ускользающим кошмаром огней и звуков, существ и образов из иного времени и места — каких никогда не было и не могло появиться в его мире, но выброшенных в него, как прибоем выбрасывает куски дерева на берег бескрайнего моря. Возможно, его чувства затуманивала ночь, и клубящийся дым от сотен догорающих костров создавал впечатление нереальности. Возможно, однако, играло свою роль и перенапряжение его утомленного мозга, который никогда раньше не задумывался над существованием подобных созданий и не представлял, что их может быть так бесконечно много.
Ночь проходила медленными минутами и нескончаемыми часами, и маленький юноша пробирался через огромный лагерь, заслоняя лицо от света костров, упорно двигался вперед, его глаза все время искали, всматривались и всегда скользили дальше, мимо. С мучительной осторожностью он прокладывал свой путь среди тысяч спящих, сгрудившихся вокруг костров, зачастую преграждая ему путь, и каждый раз он думал, что вот сейчас его заметят и убьют. Временами он был совершенно уверен, что его заметили, и тогда его рука быстро и бесшумно ложилась на рукоять маленького охотничьего ножа, а сердце замирало — он готовился драться за свободу ценой жизни. Снова и снова в его сторону направлялись солдаты, словно заранее зная о его хитрости, словно собираясь остановить его и сорвать плащ. Но каждый раз они, не задерживаясь, молча проходили мимо, и Флик снова оставался один, забытая фигура в тысячной толпе.
Несколько раз он приближался к тихо беседующим и смеющимся солдатам, тесными кучками собравшимся вокруг костров, потирающим ладони и черпающим от потрескивающего пламени то тепло, что грело их этой холодной ночью. Дважды, а возможно, и трижды они кивали и махали руками, когда он проходил мимо, опустив голову и закутавшись в плащ, и тогда ему приходилось делать какие-то слабые жесты в ответ. Иногда ему казалось, что он допустил ошибку, промолчал, когда должен был заговорить, зашел туда, куда заходить запрещалось — но каждый раз, когда он шел дальше, жуткий момент неуверенности проходил, и вскоре он снова оказывался в одиночестве.
Многие часы блуждал он по громадному лагерю, не находя никаких ключей к местопребыванию Шеа, Эвентина или же Меча Шаннары. Близился рассвет, и он начинал отчаиваться в своих поисках. Он обошел бесчисленные костры, тлеющие и догорающие в рассеивающемся сумраке, видел море спящих солдат, из которых некоторые лежали лицом к небу, некоторые закутались в одеяла, и все были неизвестны ему. Повсюду стояли палатки, обозначенные знаменами вражеских командиров, карликов и троллей, но перед ними не стояла стража, а значит, в них не крылось ничего особо важного. Несколько палаток он изучил особенно внимательно, в надежде хоть что-нибудь обнаружить, но ничего не нашел.
Он прислушивался к обрывкам разговоров бодрствующих карликов и троллей, стараясь не вести себя подозрительно и в то же время подходить достаточно близко, чтобы разбирать их слова. Но язык троллей оказался ему совершенно непонятен, а то немногое, что он разбирал в ломаной речи карликов, было для него совершенно бесполезно. Казалось, никто здесь ничего не знал ни про двух пропавших людей, ни про Меч — будто бы их вообще не было в этом лагере. Флик начал подозревать, что Алланон сильно ошибался в истолковании тех следов, по которым они шли последние несколько дней.
Он с опаской взглянул на облачное ночное небо. Он не был уверен, который теперь час, но знал, что в ближайшие часы наступит рассвет. На миг он запаниковал, вдруг представив себе, что у него может не хватить времени даже на обратный путь туда, где ждал его в укрытии Алланон. Но отбросив свои страхи, он разумно рассудил, что в рассветной суете, пока сворачивается громадный лагерь, он успеет быстро проскочить среди сонных часовых и совершить короткую пробежку до склонов Зубов Дракона, прежде чем на него упадут первые лучи солнца.
В темноте справа от него что-то вдруг задвигалось, и в круг света тяжело вступили четверо массивных воинов-троллей, все в полном вооружении, и, приглушенно переговариваясь, прошли мимо изумленного юноши. Руководствуясь скорее чутьем, чем рассудком, Флик двинулся вслед за ними, держась в нескольких ярдах позади, размышляя, куда это они могут направляться ночью в полной боевой готовности. Они двигались под прямым углом к тому маршруту, каким переодетый Флик углублялся в лагерь, и он держался за ними в тени. Тролли уверенно шагали сквозь спящую армию. Несколько раз они подходил к темным палаткам, и Флик каждый раз решал, что именно сюда они и направлялись, но всякий раз они без промедления шли дальше.
Юноша заметил, что в этой части лагеря обстановка резко изменяется. Здесь стояло больше палаток, под высокими освещенными пологами некоторых из них двигались темные силуэты. Здесь было меньше простых солдат, спавших на сырой земле, но между ярко пылающими кострами, освещающими промежутки между палатками, шагало больше часовых. Флику стало труднее оставаться в тени; чтобы избежать расспросов и уменьшить возросший риск разоблачения, он решил идти прямо за марширующими троллями, будто бы вместе с ними. Они миновали множество часовых, коротко приветствовавших их и смотревших им вслед, но никто не пытался задавать вопросы закутанному в плащ карлику, семенящему вслед за их процессией.
Затем тролли внезапно свернули влево, и Флик машинально свернул вслед за ними — и чуть не наткнулся на длинную широкую палатку, охраняемую вооруженными троллями. Времени сворачивать назад или скрываться уже не было, и когда процессия остановилась перед палаткой, перепуганный юноша продолжал идти вперед, как ни в чем не бывало. Охранникам, очевидно, не пришло в голову никаких подозрений, хотя все они бросили в его сторону быстрые взгляды, но он прошагал мимо, кутаясь в плащ, и в следующий миг оказался один, в черной тени.
Он резко остановился; по его телу под тяжелым одеянием струился пот, а дыхание стало частым и тяжелым. У него была только секунда, чтобы заглянуть за открытый полог освещенной палатки, между возвышающихся над ним троллей-стражников с длинными железными пиками — только секунда, чтобы увидеть скорчившееся чудовище с черными крыльями, стоящее внутри, окруженное маленькими силуэтами троллей и карликов. Но он не мог ошибиться, даже краем глаза увидев одно из этих смертоносных созданий, что охотились за ним во всех четырех землях. Он ни с чем не мог спутать это ощущение леденящего ужаса, пробежавшее по его телу, когда он, задыхаясь, стоял в тени, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.