— А я Новый год, — поддержал ее Федор Тучков, — очень люблю Новый год!
— При чем тут Новый год?
— Прекрасный праздник. По-моему, самый лучший!
— Я говорю, что люблю лето. При чем тут праздник Новый год?
— При том, что это самый лучший праздник в году!
Все-таки он кретин. Нет никакой игры, и фарса никакого нет, есть просто кретин Федор Тучков. Наверное, и жена от него ушла три года спустя после свадьбы из-за его кретинизма.
«И это… мой удел? Мое… романтическое приключение?!»
Внизу, под балконом, негромко затрещали ветки, и цикады на секунду смолкли, как будто прислушиваясь.
Марина вдруг перепугалась.
— Что там? — шепотом спросила она и схватила Федора за руку. Рука была широкой и твердой, пожалуй, даже странно твердой при его общем кисельно-окорочном облике.
— Где?
— Там. Внизу.
— Асфальтовая дорожка, — обстоятельно ответил он, заглянув вниз, — а что?
В это время опять затрещали ветки и кто-то что-то негромко сказал.
— Вы что? Не слышите?!
— Слышу, — согласился он хладнокровно, — ну и что?
Конечно, он понятия не имел, что Марина все еще надеется на свое «настоящее приключение»!
Она быстро присела, оказавшись в тени балконной решетки, и Федора потянула за собой.
— Что такое? — недовольно удивился он, но тоже шепотом, видно, подействовала Маринина таинственность.
В кустах действительно разговаривали, но почти невозможно было расслышать — о чем. Ей показалось, что несколько раз повторилось «зачем» и «сейчас».
— Зачем мы прячемся? — на ухо ей сказал Федор Тучков. — Сейчас все равно ничего не видно!
Тоже слышал «зачем» и «сейчас»?
Цикады опять стрекотали вовсю, и поле за забором лежало — такое свободное, такое большое, такое летнее, как будто вздыхало после длинного и жаркого дня.
В кустах тревожно шептались.
— Зачем мы подслушиваем? — негромко вопросил Федор. — Мы хотим услышать что-то особенное?
Марина дернула его за руку, чтобы замолчал.
На серебристую и голубую дорожку из кустов выбрался человек — темный силуэт. Выбрался и постоял, как будто прислушиваясь.
— Уезжай, — отчетливо сказал человек в сторону кустов, — только попробуй не уехать! Ты что, не видишь, что творится?!
Из кустов приглушенно ответили, разобрать было нельзя. Марина услышала только «все равно».
— Нет, не все равно! — прошипел черный силуэт. — Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь… увидел с тобой! После того, что ты сделал!
Снова слабый треск веток, и все смолкло.
Тень еще постояла неподвижно, как будто прислушиваясь, потом посмотрела по сторонам и даже наверх, где прятались за балконной решеткой Марина и Федор, и быстро пошла по голубому асфальту налево, в сторону главного входа.
Неровный кусок желтого света лежал на траве и асфальте. Светился большой металлический ящик на ножке, сделанный «под старину». Тень вошла в желтый свет и оказалась… Вероникой, профессорской внучкой.
Внучка быстро пролетела свет, беспокойно оглянулась и пропала в темноте.
Марина поднялась с корточек и, перегнувшись через перила, посмотрела ей вслед.
Федор Тучков из засады потянул ее за джинсы.
Марина отшвырнула его руку.
— Вы что?! С ума сошли?!
— Зачем вы свешиваетесь?! А если из кустов за вами… наблюдают?!
— Кто? — прошипела Марина и посмотрела опасливо.
Кусты были сплошные и темные, как неровная живая стена. В их зеленой густоте днем шевелились и попискивали какие-то птицы, время от времени выпархивали, сильно треща крыльями, как будто в сильном испуге.
Сейчас невозможно было себе представить, что днем там деловито копошатся птицы.
Стояла тишь, только далеко, в деревне, размеренно и непрерывно лаяла собака, и музыка доносилась как будто не снаружи, а изнутри дома.
Впрочем, так оно, наверное, и было — танцы уже начались.
Федор Тучков, ее нечаянный компаньон, завозился рядом, достал сигареты и предложил Марине несколько перекошенную от лежания в кармане пачку. Марина посмотрела на пачку с отвращением.
— Нет, спасибо, — отказалась она, — я лучше свои.
После чего они глубокомысленно закурили.
— Что за тайны? — как будто про себя пробормотала Марина, надеясь, однако, что он услышит, — Юля с Сережей какими-то загадками говорили, и Вероника теперь тоже.
— Тоже, — согласился Федор Тучков и не добавил ни слова.
Марина некоторое время помолчала, а потом все же не выдержала:
— Как вы думаете, о чем это она… то есть Вероника… Ведь это была Вероника, да?
— Да, — подтвердил Федор. — Это была Вероника, совершенно точно.
— О чем она разговаривала? И с кем?
— Понятия не имею, — признался Федор безмятежно. — А как вы думаете, о чем?
— Как о чем?! — поразилась Марина. — О трупе, конечно. О том, в пруду.
— А есть еще какой-то?
— Что?
— Труп.
— Нет, — удивилась Марина, — больше нет. По крайней мере я ничего не слышала.
— А почему вы думаете, что о трупе? Про труп не было ни слова.
— Она сказала — «видишь, что творится» и еще «я не могу с тобой встречаться после того, что ты сделал»! О чем это, по-вашему?
— По-моему, это может быть о чем угодно.
Кретин. Самый натуральный.
— Тайно, в каких-то кустах, — продолжала Марина, — с кем она могла там встречаться?
Федор затянулся — оранжевый отблеск сигареты осветил его подбородок, растекся по вылезшей к вечеру светлой щетине.
— С поклонником? — предположил он.
— Ночью, в кустах, с поклонником?! Она что, мусульманская жена? И ее за измену могут закидать камнями на площади? Зачем ей встречаться с поклонником ночью в кустах?!