– Ты прав, – согласилась Мета. – И с кем же мы будем говорить на Пирре?
– Ну, очевидно, с Наксой. По-моему, сложилась уже добрая традиция – выходить с ним на связь из какой-нибудь чертовой дали, если случается беда. И потом, Накса – говорун, а это почти то же самое, что телепат. Он должен лучше других понять мои тонкие намеки. Накса разыщет Долли без всякой передачи адресов по открытым каналам.
Но получилось все еще проще. Язон не успел выйти на связь с миром Смерти. Накса опередил его, будто услышав мысли Язона сквозь бездну космоса. Или… Или на Пирре возник более серьезный повод для разговора. А вот этого сейчас как раз и не надо!
– Что-нибудь случилось? – испуганно спросил Язон.
Уже сам факт вызова Наксой не Реса, и даже не Керка, а именно Язона настораживал.
Но ответ успокоил их.
– Ничего страшного не случилось. У нас более-менее все в порядке. Просто, видишь ли, Язон, Долли Сейн просила передать тебе: она нашла человека, о котором говорила с Миди. Действительно нашла, осталось только решить транспортную проблему.
У говоруна Наксы была дочка по имени Виена. Пирряне, живущие в джунглях немножко по-другому относились к своим отпрыскам, не так, как в городе, где по традиции, все дети считались общими. Сыновья и дочери быстро забывали или вовсе не знали своих родителей, воспитывались в специальных школах, взрослели к восьми годам и шли на войну. Нескончаемую войну с природой Мира Смерти. В джунглях при достаточно размеренном фермерском образе жизни все складывалось несколько иначе. Дети оставались в семьях и чем могли помогали родителям.
Но когда у Наксы родилась дочка, это получился не долгожданный подарок судьбы, а сплошная беда. И ведь одно дело радостью делиться с людьми, а совсем другое перекладывать на их плечи свое горе. Так что немногие в округе узнали об этом событии. Да и по прошествии лет Накса традиционно не слишком любил рассказывать о себе новым знакомым. А старых друзей можно было пересчитать по пальцам одной руки: Рес, Корник, Хананас, да еще двое, которые погибли в тот страшный год, когда на Пирре почти не осталось людей.
Мать Виены умерла родами, что частенько случалось в семьях так называемых «корчевщиков», то есть лесных жителей, из-за отсутствия элементарных лекарств и цивилизованного медицинского обслуживания. А девочка к тому же еще родилась неполноценной. Ладненькая, необычайно симпатичная, подвижная, она, к сожалению, оказалась слепоглухонемой. Некоторые предлагали ущербного ребенка сразу и утопить, чтобы не мучилась. Жизнь в джунглях тяжела, и подобное решение было для пиррян делом обычным. Каждый новый человек работать должен, а не родителей объедать – так от веку считалось. Однако Накса не позволил убивать младенца, а его авторитет к тому времени был уже высок, да и старейшина Рес поддержал молодого человека. Словом, девочка Виена осталась жить.
Не прошло и двух лет, как выяснилось окончательно, что при полном отсутствии связи с внешним миром, развивается она нормально и даже не по годам быстро. Каким-то немыслимым образом Виена схватывала любую информацию на лету и намного лучше всех нормальных детей. Слышала – не слыша, видела – не видя. И года в три уже научилась писать. Сначала буквы, а потом и целые слова. Звери слушались ее еще лучше чем самого Наксу, а уж любили-то, как собственное дитя. Причем ее слушались абсолютно все звери, включая самых тупых и злобных. И даже не только звери – вообще животные: птицы, рептилии, рыбы. На каком-то этапе Виена освоила даже общение с насекомыми. То, что пчелы на пасеке у Наксы давали в три раза больше меда, чем в любом другом месте – это еще было не самое удивительное. По просьбе Виены термиты строили красивейшие сказочные замки с башенками, шпилями, воротами и бойницами, пауки плели причудливые кружева на ее манжетах, а обыкновенные голубые мухи могли сесть на стекло друг за дружкой, образовывая буквы и целые слова. Так Виена нашла новый способ общения с отцом.
Шли годы, ничего принципиально не менялось. Пока однажды поздним вечером на нее не напал бешеный панцирный волк. Это случилось на опушке леса, неподалеку от родной фермы, и стало для Виены страшнейшим потрясением. Девочка привыкла считать, что звери не могут обидеть ее. Меж тем, обученная всему необходимому, она все-таки сумела совладать с собой и, подобрав обыкновенную рогатину, убить взбесившегося зверя. Но покусать ее волк успел. И это было не только страшно, но и очень больно, девочка потеряла много крови и довольно долгое время – месяцев шесть, если Накса правильно помнил, Виена приходила в себя. В эти полгода она не общалась ни с кем – ни с любимой собакой, ни даже с родным отцом.
А потом внезапно выяснилось, что она слышит голоса и – больше того – сама по-немножку начинает говорить. Виена рассказала после, что в момент самого наивысшего ужаса, вдруг услыхала крики ночных птиц и жуткий рев кровожадного хищника. Это придало ей сил в схватке со свирепым зверем и позволило победить. Однако сам факт убийства животного, так потряс ее, что ей даже не захотелось делиться с людьми своей необыкновенной радостью. Да и была ли это радость? Поначалу скорее просто дополнительный шок.
Накса и прежде догадывался, что Виена легко читает мысли всех людей, потому и обучается так лихо всему. Теперь же она вслух призналась в этом отцу. Но тут же неожиданно объявила:
– Раз я отныне говорю и слышу, как все, мне ни к чему больше читать мысли людей.
– А зверей? – спросил Накса.
– Звери – другое дело. Они ведь не умеют раговаривать, с ними только так и можно.
Ей было тогда всего девять лет. И слепая дочка помогала отцу больше чем любая зрячая, но он все равно прятал ее почти ото всех. Люди, в большинстве своем, были на Пирре слишком злыми, слишком нетерпимыми. Накса элементарно боялся за свою девочку. И он даже не хотел, чтобы она вообще знала о существоании жестянщиков, то есть горожан. Ни к чему ей это.
Ну а потом на планете появился Язон. И произошла страшная схватка между жестянщиками и корчевщками, закончившаяся тем, что сначала все перемешалось, не стало ни тех и не других в прежнем смысле. Вроде бы все помирились, подружились, но непривычный, навязанный Язоном мир оказался каким-то ненастоящим, вымученным, а общий язык, якобы найденный со всеми тварями Пирра – и вовсе обернулся чистейшей иллюзией, через несколько лет неизбежная и невиданная по масштабам кровавая бойня уничтожила единственный на планете город полностью. Жители лесов тоже едва не погибли все до единого. Накса и его дочь чудом уцелели тогда в числе совсем немногих, ушедших в самую дремучую чащобу джунглей, куда не докатились разящие волны всепланетной ненависти.
Накса, не чуждый веры в сказочные превращения в глубине души надеялся, что в результате нового мощного стресса девочка прозреет. Но чуда не произошло. Наоборот, Виена стала очень замкнутой, совсем нелюдимой, и даже со зверьем как-то все меньше и меньше играла. Может быть, просто начала взрослеть. На каком-то этапе Накса догадался, что ей нужен муж. Ну, может, не обязательно муж, но какой-то юноша – в общем, понятно. Ведь пиррянки, особенно по новым пришедшим в джунгли из города традициям начинали заниматься любовью очень рано – лет в двенадцать-тринадцать. Виене же вот-вот должно было исполниться восемнадцать.