Это был другой мир, доступный одной лишь Нест. Она с раннего детства пыталась понять его, помогала Пику сохранить его и найти способ сопоставить его с тем миром, в котором жили все остальные и считали единственно существующим. Там, в безмолвной земле между явным и тайным, Нест была особенной, непохожей ни на кого.
— Ты ведь всю жизнь прожила в доме деда и бабушки, — вдруг произнес Роберт, глядя вперед. Они вошли в парк и двигались в тени деревьев и кустов кипариса, обрамлявших площадки для пикников, откуда дорожка вела к цепной изгороди и кладбищу. — Он был твоим домом, Нест. Если продашь его, у тебя вообще дома не останется.
Она постучала по траве носком теннисной туфли.
— Я знаю, Роберт.
— Тебе нужны деньги?
— Я найду им применение. Обучение и спорт дорого стоят. Колледж не может за все платить.
— Так почему бы тебе не сделать закладную на дом? Зачем продавать, если ты не должна этого делать?
Она не могла ему объяснить, даже если бы очень захотела. Это же связано с тем, кто она такая. Роберт не в состоянии понять, так как не был в ее шкуре. Она не хотела даже обсуждать с ним то, что считала глубоко личным.
— Может быть, я хочу купить новый дом, — загадочно бросила она, хотя внутри у нее бушевали иные чувства. Так тяжело удержаться от слез при мысли о своих корнях.
Друзья покинули ее — все, кроме Роберта. Она все еще видела их лица, но не такими, какими они стали, а четырнадцатилетними, когда все пятеро были вместе, как будто ничего не изменилось с того последнего лета до злополучного уик-энда. Тогда-то они верили: им все нипочем.
Брайанна Браун и Джаред Скотт после того лета исчезли в течение года. Брайанна вначале писала Нест, но потом письма стали приходить все реже, пока не прекратились совсем. Позднее Нест слышала, будто Брайанна вышла замуж и родила ребенка.
А о Джареде даже слухов не доходило.
В старших классах Касс Минтер оставалась ее старейшей и лучшей подругой. Во многом отличаясь, они продолжали находить между собой немало общего, обмениваясь переживаниями и доверяя друг другу. Касс планировала поступить в Университет Иллинойса и изучать генетику, но за две недели до выпуска она умерла во сне. Врач сказал: аневризма. Никто не ожидал такого.
Джаред, Брайанна и Касс — все ушли. Из ее старых друзей остался только Роберт, и на второй год учебы в Северо-Западном Университете Нест ощущала себя сбившейся с курса. Родителей нет. Дедушка и бабушка умерли. Друзья покинули ее. Даже коты, мистер Царапкин и мисс Шалунья, присоединились к остальным. Кот умер от старости два года назад; кошка же после смерти деда ушла к соседям. Так что, решила Нест, будущее, наверное, ждет ее где-то в другом месте. Жизнь поменяла направление, и Хоупуэлл медленно, но верно соскальзывал в прошлое…
Они достигли цепной ограды и, не прекращая дискуссии, перебрались через нее. Держа цветы, пока Нест лезла через ограду, Роберт едва заметным движением понюхал их, прежде чем передать обратно. Они вдвоем пошли по окаймленной дорожке, вившейся среди надгробий и указателей, ощущая, как октябрьское солнце понемногу пригревает их лица. Лето позади, не за горами зима, но пока о ней рано думать.
Нест чувствовала, как мысли, то и дело возвращаясь в прошлое, бродят в голове, словно тучи в небе. В колледже у нее появились новые друзья, но им не хватает тех тайн, что связывали ее с прежними, и вряд ли они смогут так же сблизиться.
Разумеется, Петерсоны все еще живут по соседству, а ниже по улице — Милдред Уокер. Преподобный Эмери проводит службы в Первой Конгрегационалистской церкви, и несколько старых товарищей деда каждое утро собираются за кофе у Джози — обменяться сплетнями и воспоминаниями. Однажды она даже видела саму Джози, но почувствовала странную неприязнь, исходящую от нее, не понимая, в чем источник такого отношения. Видно, дело в разнице поколений. Нет, с бабушкой и дедушкой она чувствовала себя уютно, а вот с ней…
Конечно, есть еще Пик. И до прошлого года был Дух…
Роберт срезал угол, чтобы пройти напрямик к могилам ее родных. Как странно, размышляла Нест, идя за ним следом, Хоупуэлл стал для нее совершенно чужим. Маленькие городки всегда отличаются стабильностью и неизменностью, не то что крупные города. В этом часть их очарования. Но для нее Хоупуэлл как будто не оправдал ожиданий, хотя и непонятно, в какой области. Уж точно не в смысле роста населения или экономического положения. Тем более что и то, и другое за пять лет остались почти неизменными. Дело в чем-то еще, непонятном, влияющем лишь на нее одну.
Пожалуй, все дело в ней самой, решила Нест. Это она изменилась, а сам город — вовсе нет.
Они подошли к могилам дедушки и бабушки и остановились возле табличек, глядя на надгробные плиты. Могила Ба — высокая, заросшая густой травой. Дедовская же — еще приземистая, почти без растительности. Нест прочла надписи: «Эвелин Опал Фримарк. Возлюбленной жене Роберта. Спи с ангелами, пробудись с Богом». Старина Боб сам выбрал надпись для надгробной плиты Ба, а Нест скопировала ее для него самого.
Вот могила ее матери, слева. «Кейтлин Энн Фримарк. Возлюбленной дочери и матери».
Четвертый прямоугольник, пока что просто заросший травой, оставлен для Нест.
Она задумчиво изучала его какое-то время, а потом разделила принесенные цветы, аккуратно расставив каждый из них в металлические вазы на треножниках перед могилами. Роберт молча наблюдал за ней.
— Принеси воды, — попросила она, указав на кран и банку возле маленького водоема в бетоне в семи футах от могил.
Роберт повиновался, налив воды в каждую из ваз и не потревожив композиции, созданные девушкой.
Они вместе стояли и смотрели на могилы, а солнце светило сквозь ветви старых деревьев, окружающих кладбище сплошной стеной.
— Я вспоминаю времена, когда твоя бабушка пекла нам булочки, — через минуту заговорил Роберт. — Она сидела с нами за столом для пикника, приносила кучу тарелок и стаканы с холодным молоком. Она всегда говорила, что дети не могут по-настоящему вырасти без булочек и молока. Я не говорил этого матери. Она-то считает, дети не могут расти без свежих овощей.
Нест усмехнулась.
— Ба тоже была помешана на овощах. Ты просто попал на другую лекцию.
— Каждое Рождество мы устраивали у вас на кухне пекарню. Формочки, ножи, противни, замороженное тесто, маленькие бутылочки с красителями и пакетики с грецкими орехами. Вся кухня была засыпана мусором, а она и бровью не вела.
— Я помню, как мы пекли булочки на продажу, — покачала головой Нест. — Для церкви, для миссии спасателей или еще куда-то. Иногда мне казалось, что это происходило каждый уик-энд. Ба никогда этому не противилась, даже когда сама перестала посещать церковь.
Роберт кивнул.
— Твоей бабушке и не надо было ходить в церковь. Думаю, Бог сам сказал ей, что не надо, он сам ее навестит.