"...Имеется уже достаточно (свидетельств существования фей), чтобы убедить любого разумною человека, что это не та тема, от которой можно легко отмахнуться... "
Сэр Артур Конан-Дойл.
«Визит фей»
«...Феи не крошечные; они бывают ростом с девочку-подростка, (добрые духи дома), и высокими красавицами, как взрослый человек».
Леонард Р. Н. Эшли.
«Полная книга дьяволов и демонов»
«Сказки о феях могут стать реальностью, это может случиться с тобой...»
Джонни Ричарде и Кэролайн Ли.
«Молод сердцем»
«Once...» 2001, перевод П. Елихевской
Жил на свете Том Киндред...
...и...
...однажды...
...он почти умер. Короткая двадцатисемилетняя жизнь Тома Киндреда утекала, как песок сквозь пальцы, и перед его внутренним взором, исходившим из глубин самой души, уже разворачивалась блестящая дорога (приближалось ли это сияние к нему, или все происходило наоборот? — он задавал себе этот вопрос, на самом деле не интересуясь ответом), когда случилось нечто, остановившее безвременный переход. Что-то на самом деле не только спасло его от смерти, но изменило ход его будущей жизни.
Апоплексический удар оказался достаточно сильным, чтобы убить его, но, когда боль находилась в зените, а нарушение кровообращения — в самой угрожающей стадии, болезнь начала отступать, словно атакованная светом. Его источник был мал, но достаточно силен, чтобы повлиять на тонкое равновесие между жизнью и смертью, провести черту между суетой и покоем.
Как раз перед тем, как разбить машину, за рулем которой он сейчас сидел, Том внезапно перенесся в детство, и в памяти всплыл случай, казавшийся слишком туманным, чтобы вспомнить его, и слишком мимолетным, чтобы полностью его воспринять. Однако ему удалось ощутить момент великого, но краткого счастья в противовес головной боли, терзавшей его последние два дня. Треск металла и звон стекла вторглись в эту необъяснимую фантазию, а затем наступила тишина — и неподвижность...
...Если не считать золотого света, быстро уходившего в бесконечность, словно последняя ночная заставка на экране старого телевизора. Вскоре осталась лишь пустота. Необыкновенно черная, глубокая, но абсолютно не пугающая...
Он не представлял, что почувствует, вернувшись в Замок Брейкен после столь долгого отсутствия. Как давно это было? Шестнадцать — нет, семнадцать лет назад его, десятилетнего мальчика, отослали в закрытую школу через месяц после смерти матери.
Том пользовался «спиннером», это прикреплявшееся к рулю приспособление давало возможность управлять только правой рукой, поскольку левая значительно ослабела после «удара», или инсульта, — так эта болезнь называлась на холодном языке медиков. Автомобиль также был оснащен автоматической коробкой передач, поэтому юноша мог поставить левую ногу на металлическую подпорку, предусмотренную в данной модели, а правой контролировать ускорение и торможение. Джип свернул на узенькую дорожку, обрамленную живой изгородью, и вновь увеличил скорость.
Интересно, многое ли изменилось за время его отсутствия? Судя по его воспоминаниям о последнем визите, Малый Брейкен, коттедж, который он всегда считал своим единственным настоящим домом, тогда встретил его незначительными изменениями. Само же главное здание, возведенное около четырехсот лет назад, в эпоху якобинцев, с тех пор почти не перестраивалось, если не считать установки обычного современного оборудования — сантехники, электричества и тому подобного. Дополнительные постройки также исключались, хотя банкетный павильон — отнюдь не неотъемлемая часть Замка, но скорее причуда (кое-кто необоснованно именовал его придурью) — был сооружен в миле или двух от дома.
Тому Киндреду — худощавому, но не тощему, среднего роста, с густыми, спутанными каштановыми волосами, закрывавшими ворот рубашки, недавно исполнилось двадцать семь лет. У него были голубые глаза и правильные, можно сказать, красивые черты лица, слегка испорченные двухдюймовым шрамом на левой щеке и другим, поменьше, спускавшимся от нижней губы, — оба появились в результате катастрофы четыре месяца назад. Подушка безопасности и ремень уберегли его от серьезных ранений, когда машина, которой он управлял, врезалась в пустую автобусную остановку. Павильон разнесло вдребезги, автомобиль превратился в груду искореженного металла, а сам Том чуть не расстался с жизнью из-за тромба, образовавшегося в церебральной артерии, поскольку мозг не любит, когда ему даже ненадолго перекрывают кислород.
Шестнадцать часов молодой человек пролежал без сознания и на протяжении еще десяти то приходил в себя, то снова впадал в беспамятство. Когда предметы перед его глазами окончательно обрели четкость, выяснилось, что он не может пошевелить левой ногой и рукой, а по всему остальному телу, включая голову, словно лупят кувалдой. Медики удивлялись, что удар случился с ним в столь юном возрасте (хотя они и уверяли, будто это не такая уж редкость). Еще больше их изумляло отсутствие предварительных тревожных сигналов (впрочем, врачи утверждали, что подобное также случается). К сожалению, те же врачи не в состоянии были сказать, сможет ли Том передвигаться без посторонней помощи или хотя бы пользоваться левой рукой. Он был молод и силен, поэтому медики надеялись на лучшее; но ожидание перемен превратилось в пытку, главным образом потому, что его горячо любимая профессия требовала полноценного владения обеими руками. Том был плотником, настоящим знатоком своего дела, изначально обладая тем родством с используемым материалом, которое обычно приходит после долгих лет работы (и даже тогда оно может так и не появиться), чем-то вроде единения с «душой» дерева, которое он обнаружил лет в шесть, кромсая ножом подобранную в лесу сломанную ветку. Выбирая дерево для работы, Том сначала только чуть-чуть прикасался к нему кончиками пальцев, поглаживая его, принюхиваясь к запаху, определяя сухость или влажность, только после этого проводил пилой, все еще пробуя на вкус его сопротивление или податливость. Твердые и мягкие породы деревьев представляли для него одинаковую ценность, достаточно было найти каждой подходящее применение.
Киндред имел дело исключительно с первоклассными магазинами или индивидуальными торговцами, выполняя также и частные заказы. Некоторые из его лучших изделий выставлялись в художественных галереях, поскольку являлись такими же исключительными образцами, как и мастерство автора. Он всегда ограничивался одним экземпляром, никогда ничего не копировал, не работал над большими партиями и не нанимал помощников, поскольку считал, что никто, кроме него самого, не будет относиться к его творениям с достаточным вниманием и заботой. Даже полы в собственной мастерской, располагавшейся в немодном северном районе Лондона, Том подметал сам.