– Да зачем мне? – искренне сказал Сварог. – Простите за откровенность, но мне вовсе не улыбается править полусотней тысяч спесивых бездельников, среди которых, вот чудо, все же затесалась пара тысяч тех, кто занимается реальным делом… Мне было бы невероятно скучно.
– Я ведь не утверждал, что вы питаете такие планы, – спокойно сказал канцлер. – Речь идет о теоретической вероятности. Как знать, возможно, вам однажды покажется, что именно вы сможете что-то сделать лучше. С этого, знаете ли, и начинается… В вас есть что-то от идеалиста, не отрицайте. Только идеалист отправился бы с принцессой Делией в Три Королевства. И вы не отказались от власти над ними, хотя это и сулит одни лишь хлопоты…
– Я только хотел…
– Предотвратить неизбежную войну, обязательно разгоревшуюся бы в случае, если Три Королевства окажутся бесхозными, – кивнул канцлер. – И вы не хотели оставить столь сложную и опасную игрушку, как Хелльстад, на произвол судьбы. То есть считали, что сделаете лучше. То, о чем я и говорил. Вы сами-то можете поручиться, что вам через энное количество лет не захочется ради чьего-то очередного блага взвалить на себя новые хлопоты? Вот видите… Поймите меня правильно. Легко просчитать нахального властолюбца, авантюриста, стремящегося к власти ради власти и тех благ, что из обладания ею вытекают. Таков, например, ваш добрый знакомый герцог Орк. Именно оттого, что в глубинной сути своей он не более чем примитивный властолюбец, как раз и не способен причинить серьезного вреда. Его интриги и замыслы не блещут умом и новизной, а потому расстроить их крайне легко. А с идеалистами вроде вас обстоит гораздо труднее. Потому что решительно невозможно предсказать, когда и где в вас вспыхнет желание спасти человечество…
– Но ведь кое-что мне удалось сделать? – спросил Сварог.
– Это-то меня и настораживает, – признался канцлер. – Идеалист, которому удаются опасные и сложные предприятия, опаснее вдвойне…
Акбар смотрел на него сумрачно и сосредоточенно, словно прикидывал, каков канцлер на вкус и стоит ли тратить усилия, чтобы это выяснить.
– И почему вы с такими настроениями до сих пор не воткнули мне в спину что-нибудь острое? – сказал Сварог.
– Я уже подробно объяснил, почему.
– Ну ладно, – сказал Сварог. – Тогда позвольте и мне кое-что вам объяснить. Есть одна серьезнейшая причина… точнее, препятствие на пути к короне Империи. Это очаровательное препятствие зовут Яна. Вы правы, нельзя заранее предсказать, что придет человеку в голову через год, два, десять… Однако одно я вам могу предсказать не хуже Таверо: я никогда ничего не сделаю ей во вред. Ясно вам?
– Подоплека? – холодным тоном привыкшего ко всему врача спросил канцлер. – Некие отцовские чувства или сексуальные побуждения?
– Быть может, все сразу, – сказал Сварог. – Быть может… И еще что-то, что не выразить словами. У меня никогда не было детей… и я никогда не встречал такой девушки. Какое-то шальное сочетание ума, взбалмошности и прелести, голова порой кружится…
– А что, если в этом и заключается выход?
– В чем? – искренне не понял Сварог.
– Поженить вас, – с непроницаемым лицом пояснил канцлер. – Чем не решение проблемы? Впервые эта идея пришла в голову Гаудину, по размышлении я увидел в ней рациональное зерно… Почему бы и нет? В самом деле, идеальный выход. Одним махом расправляемся с массой сложностей, тревог и противоречий.
– Ох, и светлая у вас башка… – раскланялся Сварог.
– Вы же сами признались, что она вам нравится?
– Она мне чертовски нравится, – сказал Сварог. («Какого черта, что я несу, почему так с ним откровенен?» – мелькнуло в голове). – Но и ее мнением не мешало бы поинтересоваться…
– Ну, особых сложностей я здесь не вижу, – сказал канцлер. – Два опытных и умных взрослых человека, объединенные общими целями и задачами, без труда могли бы разработать эффективный план и претворить его в жизнь. Если задаться целью непременно соединить вас брачными узами, основанными на…
У него медленно отвалилась челюсть. Застывший взгляд уперся во что-то за спиной Сварога, а тот в приливе некоего озарения уже знал, кого увидит, повернув голову…
Так оно и оказалось. Неведомо откуда возникшая Яна стояла в нескольких шагах от стола, скрестив руки на груди. Акбар радостно гавкнул в знак приветствия.
– Возможно, кто-то заявит, господа мои, что я вульгарно подслушивала, – промолвила она столь ледяным тоном, что Сварогу почудился иней в углах библиотеки. – Однако среди прочего я слышала, как некий государственный муж подробно и аргументированно объяснял, что монархи стоят выше вульгарных эмоций, морали и этики. Ведь это вы говорили, герцог? Так что, милорды, прошу считать, что я всего лишь руководствовалась высшими государственными интересами. Монарх никогда не подслушивает – он осведомляется об умонастроениях и жизненных планах подданных…
– Герцог, я и понятия не имел… – еле выговорил Сварог, чувствуя, как кровь бросилась в лицо. – Чем угодно клянусь…
– Верю, – сказал канцлер, таращась куда-то в пространство отрешенным взором. – Мне следовало прежде всего установить, кому принадлежит тот брагант, что стоял у парадной лестницы, прослушать примыкающие покои…
– Ваши планы касательно моего замужества, герцог, изящны и прагматичны, – медленно продолжала Яна. – Однако о них я хотела бы поговорить в самую последнюю очередь… а то и не говорить вовсе. Во многих романах пишется, что стареющие мужчины обожают играть в свах для молодежи… – медленно, с издевкой цедила она слова. – Не будем об этом. Есть более серьезные темы для разговора… – Она сделала неуловимое движение пальцами, и та самая злосчастная справка, которой канцлер так поразил Сварога, сама порхнула ей в руку, хотя канцлер чисто машинально и пытался перехватить бумагу на лету. – Интереснейший документ, – сказала Яна, продекламировала нараспев: – Стариков… детей… реестр состоящих на службе… Почему вы этого никогда не показывали мне?
Это были уже не шутки. Кончились шутки. Юная императрица была разъярена всерьез. Глаза потемнели от гнева, они были теперь цвета тяжелой грозовой тучи, и что-то во взгляде, физически ощутимое, давящее, свирепое заставило волосы Сварога шевелиться, а мелкие предметы на столе – подпрыгивать с глухим дребезжанием и стуком. Вряд ли Сварогу мерещилось – в библиотеке и в самом деле потемнело, воздух казался густым, тяжелым, щекочущим горло, словно перечный настой…
Должно быть, на Сварога эта неведомая сила действовала не столь уж сильно, – а вот канцлеру досталось сполна. Он не сам поднялся из тяжелого кресла – та же сила приподняла его, как марионетку, взметывая его волосы будто порывами ветра, дувшего со всех сторон сразу, заставляя гирлянду орденов колыхаться со звоном. От золотого шитья на канцлерском мундире взвились невесомые облачка – это на глазах истаивали галуны, рассыпаясь золотой пылью. Акбар, сам не способный к какой бы то ни было магии, но безошибочно чувствовавший ее присутствие, осторожненько попятился в угол – и шерсть на нем вдруг встала дыбом, как иглы на дикобразе, бедного пса зацепила самым краешком эта рванувшаяся на свободу сила, энергия, некая древняя магия…